Призрак Адора - Том Шервуд

И вот распахнулись двери приёмной кабинета сэра Коривля. Слева обнаружился секретарь – молодой черноволосый юноша, привстающий из-за стола, заваленного кучками свёрнутых в трубки бумаг. Замерли на тяжёлых, резного дуба, стульях посетители – ходатаи и купцы. А прямо перед нами – ещё одно полотно двери, громадное, с инкрустацией. Отворяемая обычно робко и медленно, сейчас она рванулась, болезненно визгнув шарниром. Бэнсон не церемонился.

За дверью открылся громадный полутёмный кабинет. Широкий и длинный стол в глубине, за ним – силуэт человеческой фигуры со светлым пятном парика. Мы действовали, как будто пели песню. Бэнсон вошёл в кабинет, сделал два шага, развернулся боком и замер. Сзади Робертсон и Готлиб, встав у входной двери, скинули мушкеты к ноге. Вточенное в приклады железо наполнило грохотом почтенный мирок приёмной. Я медленно снял треуголку, перевернул, бросил в неё перчатки и, не поворачивая головы, отправил её секретарю. Цепкие, проворные руки приняли её. Я зевнул. Знал, знал, что человек в кабинете всё это видит сквозь распахнутую дверь, и тянул секундочку, давая разрастись его недоумению. Наконец, ощущая рядом подёргивание маленького, в чёрном плаще, Ноха, неторопливо шагнул.

Бэнсон быстро закрыл дверь за нашими спинами и снова замер, а мы отправились в поход к маячившему в глубине, возле затемнённых контуров громадного камина, столу сэра Коривля, широченному, с четырьмя тумбами, с зелёным, по всей столешнице, сукном.

Нох неслышно скользнул в сторонку, и тут у меня впервые что-то дрогнуло в груди. Как поступать дальше, какое слово произнести первым? Предо мной – проживший жизнь в три моих, кряжистый, хваткий чиновник. А я всего лишь ряженый юнец. Смутно мне, робко. Но в голове пронеслось: “Эдд и Корвин!” – и это спасло дело. Неторопливо, и твёрдо, и властно, как по палубе “Дуката”, я прошествовал к столу, зашёл сбоку, приблизился вплотную к недоумённо взирающему на меня человеку и кончиком трости сильно ткнул его в живот. Человек вскрикнул и побагровел. Я ткнул ещё раз, в пухлую грудь, покрытую кипенно-белым жабо, и кружева съёжились, взялись морщинками, увлеклись за серебряным кончиком трости, погрузившимся в недра всесильного и неприкосновенного сэра Коривля.

– Что?! Что?! – потрясённо воскликнул он и вскочил-таки с кресла.

Вычертив тростью в воздухе перед испуганным лицом какой-то замысловатый вензель, я заставил его, негодующего и растерянного, отступить к краю стола. Сам встал на его место, развернулся к столу лицом, распустил узел шнура у горла. Плащ упал на мою левую руку. Вспыхнуло и закричало золото мундира, засияла неподдельными бриллиантами звезда на груди. Небрежным махом выложив плащ на зелень стола, я мирно опустился в мягкое, ещё тёплое кресло. Не глядя в сторону сэра Коривля, я утвердил трость кончиком на лаковом, красного дерева, подлокотнике (серебряный волчий оскал замер сбоку над моей головой) и негромко заговорил:

– Когда человек, виновный в государственной измене, впервые видит лорда тайной полиции (я крутнул пальцами; волк развернул острую морду в сторону утробно икнувшего сэра Коривля), он ведёт себя как блудливый щенок. Да, щенок. Нахальный, трусливый и глупый.

Я сдвинул серебряный кончик с подлокотника, трость скользнула вниз, в руку; челюсть волка легла на указательный палец. Я повёл кистью, вытянул трость над столом и, направив её в пространство перед собой, брезгливо и вяло сказал:

– Стать здесь.

И всё рухнуло. Рассыпалось величие кабинета, пропал гигант, распоряжающийся доходом купцов, сникла надменная, вечная здесь тишина. Зашаркал, застучал каблуками туфель сэр Коривль, задышал с клёкотом и встал напротив, через стол от меня.

– Взятками никого не удивишь, – неторопливо продолжил я удачно найденным тоном. – Здесь в каждом кабинете берут и дают, так было и так будет. Деньги, понимаете ли, они как вода – имеют свойство растекаться. Это ладно. Это вздор. За этим бы лорд тайной полиции к вам не пожаловал.

Я сделал паузу. Поднеся руку к лицу, вперив озабоченный взгляд на свои отполированные ногти, тихо продолжил:

– Громадная партия фальшивых денег завезена в Лондон, Глостер, Бристоль и Оксфорд. Именно завезена, поскольку монеты, как выяснилось, французской чеканки. И так же от Лондона, через Рединг, и Оксфорд, и Глостер мы преследовали преступников, и здесь, в Бристоле, почти настигли их. Но три дня назад вы выдали им отъездные бумаги в обход всех инстанций, в обход даже таможенного реестра, и в вашей жадной душе даже не шевельнулось удивление – почему за нередкую, в общем-то, услугу вам заплатили впятеро больше, чем кто-либо до или после того.

Я отнял взгляд от ногтей, опустил руку, вскинул голову в сторону маленькой чёрной фигурки:

– Ведь так? Такие у нас сведения?

Нох скользнул, вытянул остренький носик, выдохнул:

– Именно так, милорд.

– Конечно, вы, сэр Коривль (он вздрогнул), не знали, что эти деньги – бросовые, подделка. Но вы непременно пустили бы их в траты, и они разошлись бы по стране, и ослабили бы казну короля нашего Георга, царствовать ему сто лет. Кроме того, выдав неоплаченные по уставу бумаги, вы помогли преступникам скрыться в непостижимо короткий срок – а именно в тот же день, когда они примчались в Бристоль.

Но, видимо, я переусердствовал. Да кто же знал, что всесильный чиновник адмиралтейства окажется столь слаб! Неожиданность произошла после того, как я показал рукой на Ноха и спросил:

– Как вы думаете, кто этот человек?

– Ко… Королевский палач, – прохрипел бьющийся в ознобе Коривль.

– Нет, – сказал я со вздохом. – Это не палач. Но всё возможно…

Сэр Коривль всхлипнул, дёрнул головой, покосился на одно колено и рухнул навзничь. Повинуясь какому-то наитию, я вскинул вверх раскрытую ладонь, и спутники мои замерли. Томительно потянулись мгновения. Прошло, наверное, не менее семи или восьми минут, пока сэр Коривль не начал приходить в себя. Он со стоном привстал, огляделся. Стыд и растерянность легли на его лицо, но тут же и недоумение – почему мы так спокойны, не треплем его по щекам, не поливаем водой. Я рассчитывал, что после обморока он будет окончательно сломлен и выложит всё, что знает. Однако не всегда получается так, как мы желаем. Сэр Коривль встал – нагнув голову, расставив толстые, в серых чулках, икры.

– Это не палач, – как ни в чём не бывало, продолжил я. – Это королевский казначей. С собой у него все инструменты – и весы, и кислота, чтобы на месте определить фальшивость денег. И вот ведь какая странность, сэр Коривль. Сейчас вам выгодно, чтобы монеты оказались фальшивыми. Тогда будет понятно, что вас обманули, и отвечать придётся лишь за чиновничьи грешки. Но если нет – то, значит, вы – соучастник бандитов, которым помогли скрыться от нас. Жена ваша, как нам известно, имеет два неприятных качества: болтлива и расточительна. Стало быть, дома вы денег не держите. Где в таком случае находится это пятикратное подношение?

Он ещё ниже опустил голову, прижал руки к груди.