Когда завтра настанет вновь - Евгения Сафонова

– И в чём же заключается её везение?

– В том, что я увидела её смерть, которая произошла вчера. Мой дар кричит, что сейчас напротив меня сидит симпатичный живой труп, который по-хорошему должен лежать в морге. Не самое приятное ощущение, надо сказать.

– В смысле «живой труп»? – Скепсис Эша резал острее ножа. – Лайза, конечно, бледнее обычного, но на вампира не особо похожа.

– Вчера её должен был сбить мобиль. Обязан был сбить. Но что-то спасло её. Что-то… или кто-то. Кто никак не должен был оказаться там. – Баньши повернулась в мою сторону. – Это ещё не всё. Тень твоей смерти… она изменена.

– Поясни?

Последнее заявление мне тоже заранее не нравилось. Но не спросить я не могла.

– Обычно Великая Госпожа точно знает, когда заберёт человека и при каких обстоятельствах. Знает с самого момента его рождения. Присказка «кому суждено сгореть, не утонет» родилась не на пустом месте. Но редко, очень редко случается, что она меняет свои планы, и тот, кому суждено было сгореть, всё-таки тонет. Не спрашивайте, почему и по какой причине. Нам неведомы её помыслы. В этих случаях мы… баньши… видим, что тень чужой смерти менялась. И планы насчёт вас обоих были изменены, причём совсем недавно. – Кончиком сигареты, мерцавшим голубым огоньком, она поочерёдно указала на меня и Эша. – Грубо говоря, решение о том, что тебя должен сбить мобиль, она приняла всего пару дней назад. До того тебе готовили другую смерть. Не знаю, правда, какую. Я доступно объясняю?

– Куда уж доступнее. И что всё это значит?

– Хотелось бы мне знать. Такие тени, как у вас, я вижу впервые в жизни. И даже не слышала о подобном никогда. – Очередная затяжка была чуть глубже и нервознее, чем все до того. – У твоего брата она тоже весьма оригинальная.

Сердце подпрыгнуло, казалось, до самых мгновенно пересохших губ.

– А с Эшем что?..

– Я вижу его тень, но не могу прочитать. Не могу сказать, сколько ему осталось. Она… размытая. Неопределённая. Будто Великая Госпожа ещё не решила, что с ним делать. А ведь с тенями людей, полукровок и низших фейри не должно быть проблем. Мы не можем предсказать смерть других баньши, но у них немного другая тень… не размытая, просто другая. У сидов её вовсе нет, ведь они не могут умереть. Не в нашем мире. Но такое… – В последний раз выпустив вишнёвый дым, на сей раз неаккуратным облачком, Роксэйн аккуратно убрала сигарету обратно в сумочку. – Если бы вы рассказали мне обо всём, что произошло с вами за последнюю пару дней, мы могли бы попытаться понять, что это.

– Нам не нужна помощь. – Эш решительно скрестил руки на груди, прятавшейся под мешковатой белой футболкой. – И я благодарен за беспокойство о наших скромных персонах, но тебе пора.

Баньши не обиделась. Не удивилась. Не возразила.

Лишь вопросительно вскинула тонкую голубую бровь, глядя на меня.

– Мы не можем посвятить тебя в это, – неуверенно произнесла я. – Это опасно.

…неуверенным мой голос был потому, что в глубине души мне страстно хотелось рассказать. Знать, что мы с Эшем больше не одни. Знать, что есть кто-то ещё, знающий о тех бедах, что на нас навалились. Потому что семейные проблемы Форбиденов, конечно, должны оставаться в семье Форбиден, но едва ли в тот момент, когда единственный взрослый член этой семьи остался где-то далеко и ничем не может помочь младшим.

Да только я не имела права.

– Опасно для меня? – уточнила та.

– Знание об этом убивает того, кто его носит, – откликнулась я, повторяя материнские слова. – Мама сказала мне, – добавила я, поймав вопросительный взгляд Эша.

Брат не стал ни укорять меня, ни возмущаться, ни задавать вопросы. Конечно, я обязана была поведать ему о том разговоре, как и о мобиле, едва не оборвавшем мою жизнь, – но Эш прекрасно понимал, почему последние сутки нам было не до откровений.

– Но вы-то вроде живы, – усмехнулась Роксэйн. – Относительно.

– Мы сами не понимаем, что происходит. Мы в курсе следствий, но не знаем причин. Поможешь нам узнать причины – умрёшь вместе с нами.

– Откуда вам это известно?

– От нашей матери. Когда мы видели её в последний раз, она… угасала. От какого-то проклятия, поражающего тех, кто знает правду. На самом деле это не было проклятием, – справедливости ради поправилась я, – но что это за напасть, я не знаю.

– О. – Роксэйн помолчала. – И что, она умерла?

Бесцеремонный вопрос был ожидаемым – и всё же выбил меня из колеи.

– Мы не знаем, что с ней, – молвил Эш холодно, перехватывая диалоговую эстафету, пока я пыталась достать сердце из той чёрной глухой пустоты, куда оно провалилось. – Надеемся, что она жива.

– Тогда почему вы так уверены, что этот недуг смертелен? – Баньши невозмутимо закинула ногу на ногу. Поправила юбку, растёкшуюся по покрывалу васильковой волной. – Слушайте, ребятки, если вы думаете, что сможете уцелеть, просто не пытаясь понять, что происходит, хочу вас разочаровать. Только дети суют голову под подушку и думают, что, если они никого не видят, никто не видит их. Невозможно бороться с врагом, которого не знаешь в лицо. А что вы будете делать, не представляя, с чем столкнулись? До конца жизни скитаться по отелям, убегая неведомо от чего?

– А тебе-то какой интерес? Какое тебе дело, выживем мы или нет?

– Можешь считать, мой интерес в том, что я журналистка, а ваша история тянет на отличную статью, кучу просмотров и премию.

– Это нам нужно меньше всего.

– Или я хочу помочь из праздного любопытства, что же не так с вашими тенями.

– Любопытство много кошек сгубило.

– Или просто потому, что не смогу спокойно спать по ночам, зная, что не помогла вам.

– Хочешь сказать, будешь мучиться совестью из-за парочки незнакомых людей?

– А ты бы на моём месте не мучился?

– Нет, – отрезал Эш со спокойствием, которым мог похвастаться не всякий астронавт. – Для меня есть моя семья и все остальные, и на остальных мне плевать.

Баньши поцокала языком, всем своим видом выражая, что она думает о подобной степени цинизма в применении к столь юному существу.

– Хороший подход, – одобрила она наконец. – Так держать, мальчик. Далеко пойдёшь.

– …а если мы расскажем, ты поклянёшься больше никому об этом не говорить?

Услышав вопрос, слетевший с моих губ почти непроизвольно, Эш вздохнул так тяжело, что лежавшая на прикроватной тумбочке бумажная салфетка встрепенулась и порхнула на пол, закрыв ехидно скалившейся волчьей голове один глаз.

Глядя на меня пристально и серьёзно, баньши приложила длиннопалую ладонь к груди напротив сердца:

– Клянусь Великой Госпоже, даровавшей мне жизнь, что унесу вашу тайну за грань предопределённости, если на то ваша воля.