Искушение фараона - Паулина Гейдж

Хаэмуас вышел на дорожку в саду. Те же двое стражников дремали, опершись на копья. При звуке шагов оба встрепенулись и вытянулись.

– Вы не заметили свитка у меня за поясом, когда я входил во дворец? – спросил он.

Стражники ответили отрицательно.

– Но может быть, вы не заметили? – настаивал он. – Вы уверены?

Заговорил один из воинов, тот, что был выше ростом.

– Царевич, нас специально обучают наблюдательности, – сказал он. – Ни один человек не может ступить во дворец, если при нем есть какие-нибудь подозрительные предметы. Конечно же, мы не можем ни в чем заподозрить тебя, но мы по привычке внимательно осматриваем каждого входящего, и заверяю, когда ты проходил, а мы приветствовали тебя, никакого свитка у тебя не было.

«И это правда, – подумал Хаэмуас с досадой. – У шарданцев зоркий глаз, и они остановят всякого, если заподозрят, что у входящего спрятано оружие».

Кивнув стражникам в знак благодарности, он вынул из подставки факел и, согнувшись, тщательнейшим образом обследовал каждый дюйм, пройденный им недавно, – от дворцовых садов до самых ворот. Он ничего не нашел. Встав на колени, он принялся искать на каменных плитах маленький обгоревший клочок папируса, но и его нигде не было видно. Ругаясь вполголоса, он внимательно обследовал траву по обе стороны от дорожки, аккуратно раздвигая зеленые стебли. Каса наблюдал за его действиями с явным недоумением. Поиски не принесли результата.

В конце концов Хаэмуас вернулся к себе. Сердце его стучало.

– Разбуди Рамоза, – приказал он Касе. – Пусть немедленно явится ко мне.

Каса открыл было рот, чтобы возразить, но ничего не сказал и быстро вышел.

Хаэмуас мерил шагами комнату. «Это невозможно, – думал он. – Я никого не встретил на своем пути. Я засунул свиток за пояс, сделал пять шагов до двери и прошел прямо к себе комнату. Так не бывает. – Его начал охватывать страх, но Хаэмуас старался подавить волнение. „В нем таится опасность, – так сказал старик. – Он опасен и мне, и тебе». – Значит, я совершил ошибку? Или все-таки это некое таинственное испытание?» Поднеся руку к груди, Хаэмуас почувствовал, как бешено колотится у него сердце. По спине ручьем стекал пот. Он чувствовал, как влага затекает ему за пояс юбки.

Когда перед ним предстал Рамоз, заспанный и слегка взъерошенный, Хаэмуас бросился к нему почти бегом.

– Я потерял весьма ценный свиток, – сказал он. – Обронил где-то во дворце или в саду. Тому, кто найдет свиток и принесет мне, я дам три золотых слитка. Объяви об этом, глашатай, расскажи всем, кто еще остался во дворце.

В глазах Рамоза не осталось и следа сонливости. Он поклонился, молча выражая, что понимает всю важность возложенной на него миссии, и поспешил исполнять поручение, поправляя на ходу одежду. Не успела закрыться за ним дверь, как в комнату вошла Нубнофрет. Ее появлению предшествовал запах вина и скомканных, раздавленных цветов лотоса.

– Хаэмуас, что здесь происходит? – спросила она. – Рамоз просто налетел на меня, так стремительно он выбегал из твоей комнаты. – Ты что, заболел? – Она подошла ближе и стала пристально всматриваться в его лицо. – Да, вид у тебя нездоровый. О боги, ты бледен как полотно. Сядь, прошу тебя.

Хаэмуас дал усадить себя в кресло. Он чувствовал на лбу прохладную руку жены.

– Хаэмуас, у тебя жар, – объявила она. – Да, я вижу, ты питаешь к Пи-Рамзесу настоящую ненависть, и город платит тебе тем же, потому что его демоны всякий раз насылают на тебя болезни и немочи. Я пошлю за жрецом. Надо, чтобы он прочел заклинание, изгоняющее демонов.

Хаэмуас схватил ее за руку. Лихорадку и в самом деле следовало лечить заклинаниями, поскольку вызывали ее злобные демоны, но он-то прекрасно знал, что свой недуг навлек на себя сам и никакие демоны сейчас не гнездятся в его теле. «Или гнездятся? – внезапно подумал он, ощутив некоторое смущение. – Может быть, решив оставить свиток у себя, я тем самым совершил непоправимую ошибку, которая и дала демонам силы проникнуть в мое тело? И теперь я стал носителем некоей разрушительной и злой силы?» Нубнофрет с выражением недоумения ждала, что он скажет. Он все еще крепко сжимал ее руку в своей. Сильная дрожь сотрясала все его тело.

– Хаэмуас, ты меня пугаешь. – Голос Нубнофрет донесся до него словно издалека. – Прошу тебя, пусти.

Он пришел в себя и сквозь зубы пробормотал какие-то слова извинения. Затем отпустил ее руку. Нубнофрет потерла больное место.

– Каса! – громко позвала она. – Уложи царевича в постель. Посмотри на него!

В комнату вбежал Каса и, бросив быстрый взгляд на Нубнофрет, помог Хаэмуасу подняться с кресла и лечь на ложе.

– Только не надо жреца, – тихо произнес Хаэмуас. Он лежал в постели, дрожа по-прежнему и подтянув колени к подбородку. – Прости меня, Нубнофрет. Ложись спать и не тревожься. Мне просто надо как следует выспаться. Я потерял сегодня один важный свиток, только и всего.

При этих словах Нубнофрет вздохнула с облегчением.

– В таком случае мне все ясно, – произнесла она с упреком. – Другие испытывают такие страдания, если только потеряют любимое дитя, ты же, дорогой брат, можешь обливаться слезами и дрожать над жалким клочком папируса.

– Я знаю, – ответил он, сжимая зубы и стараясь унять дрожь. – Я глупец. Спокойной ночи, Нубнофрет.

– Спокойной ночи, царевич. – И она выплыла из комнаты, не произнеся больше ни слова.

– Царевич, чем еще я могу тебе помочь? – обратился к нему Каса.

Хаэмуас приподнял голову с подушки и пристально посмотрел в полное тревоги лицо своего слуги. Такое напряжение оказалось ему не по силам. На него навалилась невыносимая тяжесть, и веки сами собой, без его воли, опустились.

– Ничего не нужно, – выговорил он шепотом. – Не буди меня рано, Каса.

Слуга поклонился и тихонько вышел. Хаэмуас наконец-то остался один, во всяком случае, он очень на это надеялся. Объяви сейчас Птах о конце света, Хаэмуас не смог бы заставить себя открыть глаза. Все звуки доносились до него издалека, будто с другого конца города, из другого мира. Он мгновенно погрузился в забытье. Так человек, теряющий опору под ногами, быстро сползает по краю темной бездны. Хаэмуасу снился сон.

Стоял полдень, жаркий летний полдень, безжалостная жара обжигала дыхание. От яркого света он почти ослеп. Понуро опустив голову, Хаэмуас шел по дороге, покрытой белой пылью, которая тоже дышала на него отраженным жаром жестокого солнца. Немного впереди шла какая-то женщина. Хаэмуас видел только ее голые лодыжки, чуть припорошенные мельчайшим белым песком – облачка его поднимались при ходьбе, – да ритмично открывались загорелые икры женщины, когда во время движения отлетало в сторону ее алое одеяние.

Некоторое время он, не обращая внимания на бесконечную усталость, на пот, ручьем стекавший ему на глаза, с удовольствием наблюдал за ее ритмичными движениями, смотрел, как поочередно напрягаются и расслабляются мышцы, как пальцы ног сгибаются, распрямляются и вновь погружаются в мягкий песок, рассеивая вокруг тусклые облачка. Вскоре, однако, ему захотелось посмотреть этой женщине в лицо. Хаэмуас попытался поднять голову, но ему это не удалось. Он приложил огромное усилие, напряг шею, стараясь заставить ее распрямиться, а голову – подняться. Но взгляд его все равно оставался прикован к дороге, монотонно скользившей вперед под легкой поступью незнакомой женщины.