Револьвер - Изабелла Сантакроче

Румынка мне говорила, сотри помаду, потому что над тобой смеются даже куры. Она часто говорила, что смеются даже куры. А мне не удавалось представить, как смеются куры. И тетя сердилась, когда видела, что я выхожу, разукрасив себя подобным образом. Говорила, что я похожа на переряженную. На шлюшку. Мне только что исполнилось десять лет. Я не помню даже своего дня рождения. Теперь я больше ничего не делала. Только росла. На переменах я пряталась в уборной и курила там, время от времени подкрашивая губы и поправляя волосы. Я шарила в сумочке. Начищала свои туфли слюной. Я плевала на них и проводила по ним руками. Но я уже не пряталась как прокаженная. Я показывала всем другим детям, что я другая. Я целовала мальчишек. В этом я поневоле натренировалась с Якопо. Мне нравилось всовывать язык в те, пахнувшие карамелью рты. Загрязнять их своей вонью от сигарет. Они подходили и ударяли меня по губам, как будто бы я была целью. Я всовывала свой язык и несколько секунд двигала им. Потом отталкивала их, говоря, теперь хватит. Другие девочки смотрели на меня с отвращением, но они всегда так поступали. Я надеялась, что меня выгонят из этой школы для богатых. Я надеялась, что вернутся мои родители и отколотят меня. Жаль, но этого никогда не произошло.

Я репетировала свой первый выход. Добрый вечер, синьора. Я любезно улыбнусь, когда она откроет мне дверь. Вполне логично, что и она поприветствует меня. Извините, если я вас побеспокоила. Еще одна любезная улыбка и три раза мигнуть. Мне нужно избегать пристального взгляда. Он мог бы стать тревожным. Она мне скажет, я вас слушаю. Не могли бы вы одолжить мне сахару. Новая улыбка, слегка наклонить голову. Я не должна быть слишком напряженной. Это могло бы выдать мое беспокойство. Мне следует быть мягкой, чтобы вступить в ее эмоциональное поле зрения. Она мне ответит, ну конечно, с удовольствием, кивком приглашая меня войти. В этот миг я смогла бы преодолеть первое препятствие. Я бы поблагодарила ее, проходя вперед, не выдавая себя возможной дрожью. В своих мыслях я предпочитала, чтобы Маттео там не было. Предпочитала, чтобы он там был. Он как зачарованный смотрел на меня, стоя в конце коридора. В трусиках. Лукаво мне улыбаясь. Приглашая взглядом подойти к нему. Когда она пойдет на кухню, я бы улизнула с ним в его комнатку. Переполненные чувствами, мы тайком обменялись бы поцелуями и обещаниями. Сегодня вечером в одиннадцать на лестничной площадке. Затем, тяжело дыша, я вернулась бы к входной двери. И вернула бы себе внешнее спокойствие. А мать вернулась бы с баночкой сахара. Она пригласила бы меня назавтра отведать пирожное с айвой. Я улыбнулась бы ей, показав все свои зубы. Так началась бы наша дружба. Так вспыхнула бы первая искра нашей любви с ее сыном. Так было бы положено начало нашей нежнейшей связи. Догонялки на лугу. Воздушные змеи в небе. Повсюду солнце. Радость, которую нужно добыть. Страсть, пожирающая печаль. Пылкая страсть. Необыкновенно красивая. Никакого чувства вины. У любви нет возраста. Нет пола. Господь понял бы. Я перекрестилась, ступив на первую ступеньку. Мне захотелось вставить вибратор в вульву, чтобы приглушить свое нетерпение. Я уже видела их перед собой. Они уже принимают меня. Они и не ожидали другого. Я их так хорошо видела. Так ясно, что на самом деле их увидела. Они спускались с рюкзачками. Вежливо со мной поздоровались. Они поприветствовали прохожую. В это же время старуха с механической рукой распахнула дверь, издеваясь надо мною. Воскликнув, куда я иду такая разряженная. Если бы там была яма, я провалилась бы в нее, прикрыв ее крышкой. В этот миг для меня наступила зима. Снег заполнил мою голову. Ледяной кубик, который ничто не сможет растопить.

Джамария, как слабоумный, сидел в кресле перед телевизором и смотрел телераспродажи. Он пытался представить, как это будет. Ты изо льда. Больше того, не ты. А твой ум. На тебя обрушилось это несчастье и парализовало тебя. Как клоун, я могла искать проблески света даже у свиней. Я видела, как он смотрел. Восхищался кастрюлями. Цена выбита на ручке. Он бормотал. Он начал ворчать. Он попросил меня приготовить ему хороший суп. Он говорил о моркови, которой придают вкус другие овощи. Он меня спрашивал, если я куплю тебя все эти кухонные приспособления, ты более охотно станешь готовить? Я начала варить ужасный суп. Я вытащила его из холодильника. Запечатанный в голубой пакет. В начале варки я добавила в него коричневый кубик, схватив его пинцетом для бровей. Казалось, что он сделан из глины. Я накрывала на стол в наушниках. Я слушала музыку для детей. Что-то подобное тому, что слушал в полдень Маттео внизу во дворе. Между велосипедами они поставили радиоприемник. Я прикрылась занавеской, оставив открытыми только глаза. Я следила за ним, думая, что, возможно, бесполезно искать встречи с ним в его семье. Мне следовало начать действовать по-другому. Лобовое и индивидуальное нападение. Я могла спуститься во двор и отозвать его в сторонку. Оторвать его от группки и поговорить с глазу на глаз. Мне нужно было наплевать на то, что рядом были другие ребята. Эта кривляка с хвостом на голове. Я спустилась бы вниз, выглядя уверенной. Два-три стратегических приема — и он рядом со мной. Мы шли бы совершенно бесцельно, разговаривая. Ведь что-то должно было произойти. По крайней мере я могла бы узнать, можно ли надеяться на любовные приключения. Смогла бы я освободиться от напряжения, желая его. Может быть, узнав его получше, я увижу, что он не такой уж и привлекательный. И тогда я бы сама отступила. Безумие не могло так продолжаться. Без реального сравнения. Контакт.

Мы ужинали, смотря телераспродажи. Продавали керамику из Каподимонте. Приспособление, чтобы давить яблоки с сердцевинкой. Электростимуляторы для мышц. После ужасного опыта он их ненавидел. Во время ужина у меня в глазах стоял вибрирующий зад женщины с наклеенными на него пластырями, из-под которых выходили электропровода. Я думала о джунглях. Я была тигрицей, которая трахала жирафа. Я глядела на суп, думая, если опустить в него лицо, то я окажусь среди диких растений. Я это проделывала, сидя с моими родителями за столом. Я это проделывала, если они ругались, бросая друг в друга вилками. Я чувствовала, что я тигрица, которая, опустив голову в тарелку, оказывалась в лесах Амазонки.

В половине десятого старуха с механической рукой начала кашлять в ванной комнате. У нее был легочный приступ. Ее горло выкручивалось акробатически. Ей было нужно прекратить курить сигареты. Но она их прикуривала одну от другой. Мне было наплевать на все эти предложения для бедняков. Они были порнографическими. Лучше было бы посмотреть один из фильмов, в которых лица женщин были забрызганы спермой. Я хотела пойти посмотреть какой-нибудь порнофильм. Я ему об этом сказала, гримасничая. Анджелика, надеюсь, ты пошутила. Я ему ответила, ты должен понять, что испытываешь, смотря порнофильм не по своей воле. С тех пор как я тебя знаю, ты каждый день склоняешь меня к этому. Ты доведешь меня до самоубийства. Я ему ответила, что не шучу. Он думал, ты сама это делаешь. Он пылко сказал, ты подшучиваешь надо мной. Скажи ему, что ты это делаешь. Я сложила руки, как бы молясь, и продолжала настаивать. Я тебя прошу. Только один раз. Не уверена, что он внимательно меня слушал. Три по цене двух. Семь по цене пяти. Смелее, друзья, звоните. Экономия. Преимущества. Сто по цене семи. Двадцать три по цене двенадцати. Образована семья. Это только в течение месяца. Воспользуйтесь. Выгода. Чего вы ждете, позвоните нам. До пятидесятого звонка телевизор в подарок. Я ползла как червь. Я ползла на четырех лапах. Я тебя прошу, сходим. Я хотела сделать что-нибудь, чтобы встряхнуть его. Приблизить к моему ужасающему психологическому состоянию. Я бы почувствовала себя не такой одинокой. Я себя чувствовала очень одинокой. Насекомое на бесконечной конькобежной дорожке. Как пришла тебе в голову подобная мысль. Ты не могла бы заменить это на что-то другое? Мне не нравятся эти фильмы. Но ты их никогда не видел. Они противоречат моим нравственным устоям. Они грязные. Для него все было грязным. Все было безнравственным. Его посредственность была грязной и безнравственной. Он был королем безнравственной грязи. Мне удалось убедить его. Через полчаса мы подходили к сияющей витрине. Вокруг блестели звезды. Небесный свод. Он попытался убежать. Я тебя прошу, припаркуйся. Я вышла из машины. Он не хотел идти за мной. Теперь я превратилась в палача. Демона, который вел его в царство бесстыдства. Я пойду одна. Я направилась ко входу. Я знала, что он меня догонит. Его воля. Масло, из которого можно вылепить все. Около кассы он был рядом со мной. Складной зонтик. Давно началось? Кассирша читала какой-то комикс. Прическа из начесанных волос. Она ответила, что у подобных фильмов нет ни начала, ни конца. И добавила, они продолжаются. Длинный и узкий зал. Куб цвета клубники. Мы сели в первом ряду. Жеребец трахал блондинку. Пахло спермой. Сидели только очень серьезные мужчины. Казалось, что они следят за тем, как идут торги на бирже. Я помню приятную музыку. В звуковом сопровождении полно заимствований. Джанмария закрывал глаза руками. Я схватила их, чтобы он смотрел. Я крепко, как будто любила его, сжала их. Посмотри, что я чувствую по отношению к тебе. Порнографическое чувство. Ты все то, чем я не хотела бы быть. Ты настоящее, которое я всегда презирала. Я передвинула свои пальцы к его ширинке. Очень твердый член. Возбужден этот святоша. На его губах стала появляться слюна. Как у тех шоферов, которым девочкой я продавала порнографические газетки. Я их нашла в своей отдельной квартирке. Ее я устроила в старом заброшенном грузовике. Иногда после обеда я уединялась там. Единственное мое место. Никакой там дряни. Мне хотелось бы отнести туда и Якопо, но он слишком много весил. Я приезжала туда на велосипеде. Он находился в той яме в поле. Там я начала превращаться в заправскую курилку. Грузовик был крошечным, на кузове был рисунок кофеварки. Он пропах заплесневевшим кофе. Но что-то в нем еще действовало. Мне удалось сдвинуть его дворники. Мне нравилось сидеть в нем. В кузове без стекол. Там был фонарик, который я зажигала. Я немного его обставила. Поставила стул, который нашла в мусорном ящике. Принесла одеяла. Будильник. У меня было даже отопление. Из дома я приносила ведерки с горячей водой, которые в холоде дымились. Там была и кухня. Печечка. Впереди, где были сиденья, я устроила холодильник с пивом, которое у меня свистнули напавшие на меня большие ребята. Это был для меня сильный удар: я пришла в полдень и увидела, что все разорено. Повсюду окурки. Пивные банки на земле. Повсюду мочились. Порнографические газетки в мешочке. Потом я продала их шоферам. На стоянке одного мотеля на национальной дороге. Я положила их в ящики для фруктов. Меня ограбили. Мне пришлось все переделать. Очистить от следов поругания мой оазис красоты. Катитесь к чертям. Я устроилась в грузовике. Газетки я уже хорошо знала. Я прочла всю эту грязь. Я их держала под кроватью в большой коробке вместе с большим вибрирующим снарядом. Он меня потряс, как только я его увидела. Я проверила свое укрытие. Туда могло войти все. Я следила за румынкой, когда она запиралась в уборной со своими инструментами. Это металлическое устройство она вставляла себе между бедер и листала журналы, что-то шепча. Я уже давно мастурбировала, но она была профессионалкой. На стоянку приходили грязные шоферы и покупали у меня газетки. Эти огромные мужики с засученными до самых плечей рукавами. У них изо рта текла слюна. Они меня спрашивали, кто твой папа или твоя мама? Гладили мои щеки своими ручищами, от которых пахло жареной картошкой. Я не отвечала, отворачиваясь от них. Единственное положительное во всей этой истории то, что познакомилась с девочкой, которую искусали клопы. Мариеллой. Дочкой хозяина мотеля с кошками среди тарелок. Она была нежной. Я встретила ее еще раз. Когда она выросла. Как она изменилась. Стала Вероникой, сказочной попкой.