Осеннее преступление - Андерс де ла Мотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карина почувствовала, как сильно забилось сердце. Как смесь радости и возбуждения растекается по телу. Наконец-то событие. Кто-то сделал что-то неожиданное. Карина тут же ощутила укол зависти, но постаралась подавить ее.
— Симон, но так же нельзя. Где ты будешь жить? — Голос у Мари был такой, словно она вот-вот расплачется.
— Студия звукозаписи сняла квартиру, субаренда, пока мы катаемся. Турне — четыре месяца. Швеция, Европа, даже пара концертов в Азии. А потом видно будет. Больше всего мне хочется самому писать музыку, но группа — хороший старт.
— Я же уже заказала нам мебель. — У Мари дрогнул голос.
И тут Джо убрал руку со спины Карины и зааплодировал.
— Браво, трубадур! По сравнению с тобой и твоими планами все остальные — горстка неудачников. Рок-звезда — вот, друзья мои, как выглядит настоящая мечта!
Джо усмехнулся и снова положил руку на спину Карине. На этот раз — на пару сантиметров ниже. Карина не стала стряхивать ее.
— Ну а ты-то, что ты сделал, сидишь тут такой крутой! — огрызнулся Алекс, который, похоже, наконец сообразил, куда клонит Джо.
— Спокойней, спокойней, Мистер Альфа-самец! — Джо вскинул свободную руку. — Я на твоей стороне. Я тоже чертовски завидую трубадуру. — И Джо спустил руку Карине на копчик. Карина отпихнула его, поднялась, пошатываясь, подошла к Симону и обняла его:
— Ну круто, поздравляю. Наконец-то кто-то вырвется отсюда!
Она опустилась рядом с Симоном, и теперь он сидел между ней и Таней.
— И когда ты собирался рассказать? — У Алекса все еще был злой голос, хотя он отвернулся от Джо и теперь обращался к Симону.
— Все недавно только прояснилось. Со студии звонили сегодня после обеда.
— И ты ничего не говорил?
— Мне надо было переварить. И потом, теперь-то я все рассказал, правда? — Симон тоже заговорил раздраженно. Атмосфера вокруг костра переменилась, за несколько минут превратившись из расслабленной в возбужденную, а из возбужденной — в напряженную. Карина чувствовала на себе взгляд Джо. На какой-то миг он утратил контроль над шуткой, признание Симона сбило его с толку так же, как остальных. Но вот он уже изучал пятерых друзей с глумливой улыбкой на губах.
— Да, согласен, — усмехнулся он. — Нелегко видеть, как сбываются чьи-то мечты, верно? Особенно если это мечты твоего лучшего друга.
— Придержи язык, — сказала Карина. И тут же поняла, что угодила в ловушку. Какую бы психологическую игру ни затеял Джо, Карину туда затянуло.
— Симон, не сыграешь нам? — попросила Таня. — Что-нибудь из твоего собственного?
— Ну, не знаю…
Таня придвинулась ближе, положила ладонь Симону на руку.
— Пожалуйста. Для меня.
Симон покраснел, быстро огляделся и взял гитару.
— Ладно. — Он провел большим пальцем по струнам. — Называется — “Lonely Waters[19]”.
Он взял пару грустных, красиво нисходящих аккордов. И запел.
– “I saw a friend today, someone I knew long ago. But I still recalled her name.”[20]
Голос Симона улетал от костра, и скалы возвращали его красивым эхо.
– “And she told me this. My friend from long ago. And things will never be the same”[21].
Внешне Симон не изменился. Длинные светлые волосы до плеч, острый нос, тонкие пальцы летают по струнам. Карина сто раз слышала, как он играет и поет почти так же, как сейчас. И все же он вдруг превратился в кого-то совершенно другого.
– “I’ll see you by the waters. The dark and lonely waters”[22].
Таня подхватила припев. Голос у нее оказался глубже, чем ожидала Карина, и Симон быстро приспособился. Теперь он пел не мелодию, а вторую партию. В исполнении таких разных голосов песня зазвучала еще прекраснее. Карина и все остальные просто молчали и слушали. Даже Джо, хотя он и сохранял ироничное выражение на лице. Симон и Таня пели дальше, их голоса сплетались, эхом отдаваясь в каменоломне.
– “The dark and lonely waters”.
На последнем припеве Карина попробовала присоединиться к песне, но без особого успеха. Ее голос по сравнению с другими был слабым, ломким, едва слышным. Когда песня отзвучала, воцарилась тишина.
— Вот это да. — Карина взяла Симона за руку.
— Спасибо, — ответил он, не спуская глаз с Тани.
Алекс раздраженно сплюнул.
— Офигеть, — сказал Бруно. Он, кажется, хотел добавить что-то еще, но взгляд Мари заставил его промолчать.
Джо поднялся, подчеркнуто потянулся и подмигнул Карине.
— Что-то скучно мне стало. Как насчет ночного купания? Или вы, детишки, боитесь купаться в темноте?
Железнодорожный вокзал Неданоса помещался в красивом здании, построенном в начале ХХ века: высокие колонны, оштукатуренный фасад, по центру — башенка с большими часами. Внутри виднелись небольшой зал ожидания, непременный киоск “Прессбюро” и большой плакат, извещавший, что здесь скоро откроется “Эспрессохаус”.
В пять часов дня на автобусной стоянке у вокзала было полно народу: кто-то возвращался с работы, кто-то из школы. Анна остановилась в зоне посадки и высадки, вышла из машины и стала высматривать Агнес. В воздухе висели выхлопные газы и сигаретный дым. Агнес все еще не появлялась, и Анна решила выйти к поездам. Она шагнула на тротуар, и тут ее окликнули.
— Здесь нельзя парковаться!
Рядом остановилась патрульная машина, окошко поехало вниз. На пассажирском месте сидел Йенс Фриберг, за рулем Анна угадала коротко стриженную нахалку из комнаты отдыха.
— Привет, Йенс, — сказала Анна. — Мне только дочь встретить.
— Правила дорожного движения одинаковы для всех, — напомнил Фриберг. — К тому же вы, кажется, собрались покинуть машину. Припаркованная машина и есть та, из которой водитель ушел.
Анна застыла, пытаясь осознать происходящее. Не есть ли все это дурная шутка, насмешка над новенькой — они сами практиковали такое в Стокгольме. Однако на застывшем лице Фриберга признаков шутливости не угадывалось. К тому же Анна заметила, что женщина за рулем улыбается отнюдь не дружелюбно. И впереди, и позади машины Анны было несколько свободных мест, и она уже собиралась указать на этот факт, но сдержалась. Спор шел не о правилах дорожного движения, а кое о чем другом. Краем глаза Анна заметила Агнес — дочь болтала с какими-то девочками-ровесницами. Анна почувствовала себя странно уязвимой. Она набрала воздуху в грудь.