Полночь в Эвервуде - М. А. Казнир

бумажном ярлычке стояло ее имя рядом с нарисованной одним росчерком пера мышью с инициалом Дроссельмейера внутри, тем самым, который она уже видела на коробочке с брошью от «Картье», вернувшейся к ней.

При виде нее у Мариетты задрожали руки.

– Вы очень добры, – сдержанно произнесла она. Она ногтями развязала тугой бантик на ленте и развернула плотную бумагу. Внутри находилась коробочка. Золотые печатные буквы на ней гласили: «Волшебные творения Дроссельмейера». Деревянная крышечка скользнула в сторону, и Мариетта увидела стеклянный шар на бархатной подкладке. Достав его, она обнаружила, что это сувенирный шар с фигурками и «падающим снегом» внутри, прикрепленный к бронзовой подставке толстым слоем стекла. Она встряхнула его, и снежный вихрь закружился над красивым пейзажем, выполненным с мельчайшими подробностями. Через мгновение она поняла, что некоторые детали движутся, как будто миниатюрные куколки живут внутри этого шара. Волшебное эхо ее собственных снов о том, как она танцует внутри яйца Фаберже.

Фредерик склонился над шаром.

– Ах, Париж, – сказал он, заглянув внутрь. – Какое чудесное внимание к деталям, даже маленькие пароходики пыхтят по Сене.

Мариетта нахмурилась и еще раз встряхнула шар. Пушистые снежинки осели на тот же самый вид, которым она только что любовалась. Санкт-Петербург. Мариинский театр. Крохотные фигурки, танцующие вальс перед знаменитым бело-голубым зданием во всем его великолепии. Тем самым, где мадам Белинская когда-то выходила на сцену. Где около шестнадцати лет назад впервые была исполнена «Спящая красавица» Чайковского. Самым заветным желанием Мариетты было посетить его. Она смотрела, как последние снежинки падают на ель, стоящую возле театра.

– Как это возможно, что мы видим разные сцены внутри одного и того же стеклянного шара? – спросила она Дроссельмейера, совершенно забывшись от изумления. Ее не удивило, что Фредерик увидел свой желанный Париж. Брат больше всего хотел удрать и поселиться в гостинице «Отель» [14] в Шестом округе, бродить по любимым местам Оскара Уайльда днем и писать картины по ночам.

Дроссельмейер сел рядом с ней, взял в свои руки снежный шар и встряхнул его.

– А, это необычный снежный шар. Он обладает собственной магией. То, что вы видите внутри, это отражение того, что скрыто в самой глубине вашей души, только то, чего вам хочется мучительно, до боли. – Он еще понизил голос. – Это вас преследует, не так ли? Глубина ваших чувств, ваших желаний. Я чувствую страстное желание, льющееся по вашим жилам, зовущее вас через все миры. – Он убрал локон с ее плеча. От его прикосновения ее обдало холодом. Слова замерли у нее на языке.

– Дроссельмейер, вы просто должны удостоить нас вашим обществом и посвятить в свои секреты, – крикнул Теодор из соседней комнаты, он смотрел на какую-то вещь, которую Фредерик установил на полу и которая двигалась механическими рывками и жужжала.

– Да, идите сюда, пожалуйста, и расскажите о своей магии, – прибавил Фредерик.

Ида захлопала в ладоши:

– О, это волшебно.

Дроссельмейер отдал шар Мариетте. Она вышла из оцепенения и посмотрела внутрь стекла, пытаясь разгадать его тайны. Но снег уже лег иначе, закрыв те его темные мечты, которые только что показывал шар.

– Вы бы узнали слишком много моих тайн, – шепнул он и пошел прочь.

Рождественская вечеринка обещала продолжиться до глубокой ночи, но защитная броня Мариетты дала трещину. Тонкая струйка отчаяния просочилась в нее. Оно наполняло Мариетту до тех пор, пока она уже больше не могла этого вынести, и тогда она ускользнула прочь.

В спальне она сняла платье и корсет, сбросила ту туго зашнурованную версию самой себя, которой была весь вечер. Переоделась в более мягкое балетное платье с облегающим белым корсажем и прозрачной тонкой юбкой и белые атласные пуанты. Завязывая ленты вокруг щиколоток, она всегда успокаивалась, мысленно погружалась в настоящее, в блестящий атлас, струящийся сквозь ее пальцы. Но сегодня ночью ничто не могло усмирить ее сильно бьющееся сердце. Ей необходимо было танцевать, чтобы ощутить себя самой собой. И еще ей очень хотелось испортить Дроссельмейеру сюрприз и увидеть впервые сцену и декорации. Это не его дом, и он не имеет права скрывать их от нее. Она распустила волосы, разрушив высокую прическу «помпадур», позволила им рассыпаться по спине каскадом черных, как вороново крыло, волос и спустилась по лестнице. Стараясь ступать бесшумно, Мариетта прошла мимо библиотеки и столовой, где слуги убирали остатки праздничного стола, и вошла в двери бального зала.

Она включила свет. Канделябры ожили и осветили зал. Столы, накрытые крахмальными скатертями, белыми как только что выпавший снег, были расставлены по залу в окружении плюшевых стульев. Для танцев оставили свободное пространство в центре. Панели стен, картины и плотные шторы на восточных окнах украсили вечнозеленые гирлянды. Веточки омелы и перемежающиеся с ними венки из остролиста и плюща стояли в центре каждого стола. Приподнятая платформа в передней части зала превратилась в сцену. Ее закрывал красный бархатный занавес и обрамляла пара елей, усыпанных лентами и маленькими стеклянными шариками, готовыми сверкать и купаться в огоньках свечей, которые потом прикрепят к их веткам.

Мариетта закрыла за собой двери и пересекла бальный зал, охваченная восхитительным предвкушением и готовая бросить вызов кому угодно. Бархатный занавес был плотным и тяжелым, он с шелестом сомкнулся за ее спиной и отгородил ее от зала. Она оказалась на сцене, в том тайном мире, куда могла войти только она одна.

Глава 13

Декорации балета изображали морозную ночь. Ели сверкали под ярким светом звезд, мигающих электрическими лампочками. В углу возвышалась башня, мрачная и грозная, а в центре раскинулся дворец, его витые шпили пронзали ночное небо. Дверей у этого дворца не было. На их месте отсчитывали время большие старинные напольные часы в деревянном футляре, служащие одновременно привратником времени и входом во дворец.

Мариетте казалось, что она слышит первые такты адажио Розы – выступление на конкурсе запечатлелось в ее памяти вместе с неудачей в конце, – и она поднялась на пуанты и сделала несколько неуверенных шагов по белоснежной сцене. Провела носком одной ступни вверх по другой ноге до колена, выполняя девелопе, потом вытянула ее в сторону и вверх, балансируя на одном пуанте. Несмотря на то что в танце она изгибалась в немыслимых позах, она никогда не чувствовала себя такой спокойной и свободной, как тогда, когда отдавалась танцу. Мариетта улыбнулась, завершая движение, сделала пируэт и повторила его, пронеслась через всю сцену, перешла в арабеск, а сердце ее билось так, словно она вот-вот взлетит. Если бы только она сумела так станцевать на просмотре! Старинные часы