Насколько больно? - Евсения Медведева

— Поехали, лягуха! — Никита растянулся в широченной улыбке. Черт!

Мы помахали Кире и выехали за пределы поселка. Никита открыл окно и вытянул руку. Свежий утренний воздух взбивал мои усердно причесанные волосы, скользил по лицу, то приподнимал, то опускал футболку…

— Ты меня не знаешь! — это были первые четыре слова с момента, как мы остались одни. Никита сказал и закурил, выдувая дым в окно.

— Не знаю, я сегодня выслушала пламенную речь, что ты хороший… Мне, кажется, если я ее передам Владу, то тебе придется познакомиться с его хуком.

— Я знаком. А вот ты меня не знаешь, я прямо вижу, как в твоей прекрасной голове роятся мысли. Ты меня не знаешь! — Никита повторял одну и ту же фразу снова и снова. Только непонятно, кого он пытался убедить? Меня? Или себя? Пробить броню, я должна пробить броню! Я просто должна! Но кажется, после прошлой попытки я сама дала заднюю…

Никита

Я и правда видел, как она думает. Ее лоб то нахмуривался, то растягивался, а нос то и дело ходил ходуном. Тонкие пальцы нервно теребили бахрому на джинсовых шортах. Нет! Никаких шорт, иначе мы простимся с жизнью в канаве! Мира потирала свою татуировку. Одна маленькая птичка отбилась от стаи и пикировала на землю, именно эту птичку она и потирала пальцем.

— У меня была подруга, нам было одиннадцать, когда ее перевели в наш детдом. А два года назад она умерла. Это моя птичка. Это моя галочка. Меня было две, осталась одна… — ее сухие слова резанули слух.

Я был готов к любому повороту, к слезам, к молчанию, к резкости, к нытью, но только не к откровению, потому что откровение требует взамен того же, но я не готов. Я вообще не готов говорить о многом, я столько лет не говорил об этом, и желание до сих пор не появилось. Она не та, с кем делятся темными сторонами. Она из тех, кто заставляет думать только о светлом, только о будущем. Глядя на нее, ты начинаешь представлять ее в белом платье, с круглым животиком…

— Мир, я перечитывал твои сообщения много раз, поверь. И я кристально ясно понял, о чем ты говоришь. Я был не прав, да. Я не заставляю тебя молчать, я не хочу прятаться и избегать тебя. Ты можешь рассказать, можешь транспарант повесить. Я привык отвечать за свои поступки. Но, черт возьми, оно того стоило. Ты как солнце, светлое, яркое… Тебе не нужна моя темнота!

— Ты меня не знаешь! — ее шепот становился громче и громче. — ТЫ МЕНЯ НЕ ЗНАЕШЬ! Остановись! Немедленно!

Я съехал на обочину, не смотря в ее сторону, но на всякий случай заблокировал двери.

— Посмотри на меня! Посмотри! — ее пальцы слегка коснулись моей шеи. Я замер. Черт! Она заметила мою реакцию и двинулась дальше. Легкое касание скулы, ее дыхание у моего уха. Мягкие губы обхватили мочку. Я проклинал себя, ее. Мое тело не должно вести себя так!

— Никогда не делай выводы о человеке по внешности. Никогда! Это фантик, это красивая обертка. А внутри пусто. Я пустышка. Нравлюсь? — рассмеялась она и прикусила мочку. — Загляни внутрь. Там темно и нет света!

Глава 16

Мирослава

Оставшийся путь мы молчали. Я не знала, что на меня нашло, но я бы убила саму себя за свою вспышку. Что на меня нашло? С чего я взяла, что ему это интересно? Почему это должно быть интересно? Но, как ни странно, мне стало легче. Намного легче. Я потирала птичку на руке, напитываясь от нее слой и энергией. Она меня успокаивала. Но потом я посмотрела на Никиту, и злость снова начала закипать. Он молчит, не говорит. Я рассказала про себя, рассказала про тату, а ведь я даже Кире этого не говорила. Как он может быть таким придурком? Как?

За окном проплывали серые здания, которые были знакомы до боли. Это был город металлургов, где много лет соседствовали только две прослойки общества — олигархи и бедняки. Город был поделен невидимой чертой. В одной половине мирно живут бедняки, а в другой выживают олигархи, грызущие глотки друг другу… Я не знаю, как я оказалась в этом городе, но он стал моим домом на многие годы. И я жила. И считала домом. Никита ловко маневрировал по улицам. Я посмотрела на часы, у меня было только два часа, чтобы найти директора и забрать нужные документы. Как здорово, что плотная тонировка стекла скрывает мое лицо, что я могу сделать свои дела и остаться незамеченной.

— Приехали…

Я замерла. Ведь, правда, мы уже стояли у детского дома, в котором я провела все детство. Никита съехал по сидению, закрыв рукой лицо.

— Будет чудом, если ты успеешь все. Иначе придется заночевать в этой дыре! — я поежилась от холода в его голосе. Он не шевелился. Действительно хороший парень. Ничего не скажешь! Я вышла из машины, слишком громко хлопнув дверью.

Осыпавшиеся ступеньки, под ногами шуршала каменная крошка. Задрав голову вверх, я посмотрела на трехэтажное серое здание. Пожарная лестница, по которой я не один десяток раз забиралась к себе в комнату, деревянные подоконники, которые были ободраны от крошащейся краски. Я отколупывала кусочек за кусочком, чтобы в руки не впивались занозы, когда я подтягивалась к окну. Я провела рукой по потрескавшемуся дереву двери, оно было черным, с облупившимся лаком. Я толкнула деревянную дверь, приложив немало усилий. В нос ударил знакомый запах.

— О! Кого я вижу! Аросева, что, сестра прогнала тебя? А где же ты тогда пропадала больше месяца? Места в общежитие уже кончились! — скрипучий голос секретаря ударил в спину. Мне по инерции захотелось вжать голову в плечи и бежать в свою комнату. Но потом я вспомнила, что я здесь не для этого.

— Здравствуйте Мария Николаевна, мне нужно поговорить с Оксаной Михайловной!

— Она занята, у нее совещание, а потом конец рабочего дня! Приходи завтра, а лучше через неделю!

— Но я не могу через неделю… — мне так хотелось расплакаться. А на что я, собственно, рассчитывала? На то, что она примет меня с распростертыми объятиями?

— Здравствуйте! — голос Никиты заставил успокоиться, он взял меня за руку и посмотрел в глаза. — Где кабинет?

Я молча кивнула в сторону коридора, за спиной секретарши.

— Здравствуйте… — скрипела Мария Николаевна и отошла в сторону.

Никита постучал и почти сразу открыл дверь. Директор