Греческий огонь. Книга 3 - Никос Зервас

Снова позвали на сцену. Будто из любовного романа в сказку, шагнул Царицын: на сцене гладь искусственного льда и синие на чёрном сполохи полярного сияния.

— Сцена четырнадцать. Внимание! Атака тевтонских рыцарей, — разнеслось под сводами гигантской студии.

Злобного Пса-рыцаря играл известный актёр по фамилии Горловских. Это был настоящий урод, причём урод счастливый: страшный перекос челюстей, распухшие губы и неподвижные, лишённые ресниц глаза сделали его сказочно богатым.

Редкий фильм ужасов, снятый в России, обходился без горбатой, неимоверно плечистой и совершенно лысой звезды.

По замыслу режиссёра, тевтонский агрессор, облачённый в узнаваемые латы западного образца, пряча страшное лицо под характерным шлемом, надвигался на русского Ивана, размахивая боевым цепом. Ивану предстояло несколько раз подпрыгнуть, уворачиваясь от шипастого шарика на цепи, а затем обрушить на врага страшный удар бутафорского двуручного меча.

ПЁС-РЫЦАРЬ. Подчинитесь или умрите, русские свиньи!

ИВАН. Пусть ярость благородная вскипает, как волна! (Наносит добивающий удар.) Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!

Глядя на громаду блестящего металла, напиравшую с Запада, Иван ощутил странную дрожь, какой-то почти священный трепет; он стиснул рукоять меча, ноздри его бешено раздувались.

И теперь, как тысячу лет назад, славянин встречал закованную в железо европейскую чуму с открытым лицом.

Стальное чудовище с рычанием оборотилось, взмахнуло чёрным цепом… послышался гадкий свист. Иван не стал пригибаться — он бросился вперёд. И сходу, весело оскалив зубы, двинул Пса-рыцаря рукоятью меча в самое забрало, круглым золочёным яблоком прямо в стальное рыло. Удар был страшен — рыцарь хрюкнул и, запрокинув морду, начал медленно заваливаться набок.

— Кто с мечом к нам придёт…

Русский Иван отступил на шаг и в добивающий удар вложил всю многовековую славянскую ненависть.

— От меча и погибнет!

— Бле… блестяще! — икая, хватая ртом прокуренный воздух, восторгался Ханукаин. — Мой мальчик, ты великолепен! Теперь снимай с него шлем, давай!

По сценарию следовало стащить с поверженного врага бочкообразный шлем, чтобы зрители увидели лицо Пса-рыцаря. Гримеры потрудились на славу: и без того страшное, оно теперь напоминало оскаленную, сморщенную от злобы собачью морду.

— Ни пяди родной земли не отдадим! — возгласил Ваня, оборачиваясь к Илье Муромцу и Серому Волку. — Не допустит наш народ, чтобы русский хлеб душистый назывался словом» брод»!

Грянула музыка.

Разгорячённый Царицын прыгнул со сцены. Счастливый и измученный, он отёр пот с лица, скрылся за ширмой. Сбросил костюм, влез в чёрные кадетские штаны. Совсем рядом, за ширмой, мелькнули две тени — высокая и поменьше.

— Откуда у вас эта записка? — тревожно произнёс девичий голосок, который Царицын узнал сразу.

— Не забывайте, Алиса. Ведь я волшебник, — проворковал в ответ нежнейшим баритоном Лео Рябиновский.

Иван вздрогнул, как от электрического удара. Записка! Судорожно сунул руку в карман штанов… там было пусто.

— Надеюсь, вы не читали? — голос девушки задрожал.

— Разумеется, читал, — усмехнулся Лео. — Откуда мне знать, что это ваша записка. Вы пишете, что у вас с очаровательным Ваней-казачком «что-то было прежде». Крайне любопытная информация… признаться, несколько неожиданная для меня.

— Ничего у нас не было! — вырвалось у Алисы. — И вообще, я не собираюсь перед вами оправдываться! Как вы посмели читать? Это не ваше письмо!

— Ах, вот как? — Лео сощурился, улыбка его совершенно утратила вежливость, почти превращаясь в оскал. — Не смею больше задерживать!

Он поклонился насмешливо низко. Алиса, вспыхнув, сжала кулачки и побежала прочь по коридору. И на лестнице прямо влетела в Царицына, преспокойно сидевшего на перилах.

— Самодовольный хам, эгоист! — её глаза позеленели от злобы. — Как вы посмели передать Рябиновскому мою записку?! Вы просто подлый, подлый…

— Постойте… Василиса! — Иван шагнул навстречу.

— Молчите! Не смейте приближаться!

Со всей силы, вслепую, судорожно сжатым кулачком президентская дочка врезала ненавистному Ивану по физиономии. Из великолепного царицынского носа брызнула кровь.

Василисины глаза расширились в ужасе:

— Ай…

Иван понял: сейчас или никогда. Вот она, та заветная минута, когда судьбу можно брать голыми руками.

Он решительно шагнул вперёд, уверенно и мягко взял Алису за оттопыренный локоть и поцеловал.

И в это время в заднем кармане Ваниных брюк весёлой песенкой зазвонил мобильник. Никогда ещё кадетская песня про фуражку не казалась Царицыну такой омерзительной.

Алиса вздрогнула от неожиданности, как-то печально вздохнула, отстранилась и молча, не глядя на Ивана, пошла по коридору.

— Я вас внимательно слушаю, — звенящим от злости голосом сказал Иван.

— Ванюша! Ванюш, это ты?

— А кто ещё вам нужен? — с леденящим спокойствием поинтересовался Царицын.

— Это я, Петя, — запищало в трубке. — Ты даже не представляешь, Ванюша, какая у нас новость. Отгадай с трёх раз… Не можешь? И не догадаешься никогда. — Он помолчал немного, интригуя друга, но не выдержал, выпалил громко и радостно: — Ставрик и Касси приехали, с отцом! Мы тут все собрались, ну, в домике… Ася, Надинька Еропкина, я, Ставрик, Касси… Торт купили. Приезжай! Касси сказала, что у неё к тебе срочное дело. Она привезла тебе письмо…

Конечно, Ваня обрадовался. Он так давно не видел дорогих сердцу Кассандру и Ставрика. Но у него репетиция. Он не может приехать.

— Я не могу приехать, у меня репетиция. Может, попозже, вечером…

Петя громко вздохнул.

— Письмо срочное… — тихо сказал он.

— Ну, дела, — подумал Иван. — Вот ведь закрутило — некогда с друзьями повидаться. Интересно, что за письмо привезла Касси. Поеду после репетиции, — решил он. — Дождутся, никуда не денутся. Чай с тортом, разговоры, то, сё.

И он завертел головой по сторонам, пытаясь отыскать Василису.

Мы будем свободны как птицы —

Ты шепчешь. И смотришь с тоской,

Как тянутся птиц вереницы

Над морем, над бурей морской!

И стало мне жаль отчего-то,

Что сам я люблю и любим…

Ты — птица иного полёта,

— Куда ж мы с тобой полетим?

Николай Рубцов

— Вот смотри. Я сохранила твою стрелу.