Алкоголик. Эхо дуэли - Андрей Воронин

Если же снова «синхрона» не получается, то всех зэков выводят на коридор и бьют. Но случалось и другое. Однажды после одного неудачного «здрасте» охранники ничего не сказали и молча вышли. А через полчаса в камеру зашел «резерв» – три охранника в бронежилетах. С собой они привели собаку. Один из охранников надел собаке на голову свою форменную фуражку. Таким образом собака исполняла роль охранника и, когда ее дергали за повод, громко лаяла, а ей должны были отвечать:

– Здрасте, гражданин начальник!

Из него выбивали нужные показания, угрожали, что в камере его «опустят». Сломали, но не «опустили». Погоняло, правда, сокамерники придумали отвратительное – «Медуза». Они там мастера на меткие прозвища. Кто долго сидел, таким психологом становится, таким прорицателем, что, кажется, на семь метров в глубь земли видит.

Его сломали, подавили волю, покалечили всю жизнь. Его, названного при рождении Виктором – победителем. Люди слабы, а жизнь дорога, обставленная крестами распятых тел и окруженная тенями растоптанных душ.

И вот сейчас он расслабился, размечтался, глядя на красивую бабу. Не для того было приказано выкрасть, чтобы вить с ней гнездо, совсем не для того. Он стал сентиментальным. Расклеился в самый неподходящий момент. Надо контролировать свои эмоции, у мужчин вообще не должно быть эмоций, вместо них – разум, тонкий расчет и действия по плану. Надо переходить к делу!

— Я должен получить пистолет системы Кухенройтера, – сказал он. – Точнее, обменять его на тебя.

— Так я заложница? Вы захватили меня вместо пистолета? Что за система Кухенройтера?

— Этот пистолет многим нужен. Система тут ни при чем. Кухенройтер – немецкий оружейник, хрен знает какого века. Но из этого пистолета застрелили Лермонтова. Удивительно, что секунданты допустили Мартынова совершить этот зверский поступок. Но что говорить про секундантов, они были совсем пацаны, по 23 года. Неизвестно кто стоял за их спинами.

«Зачем он говорит мне об этом?» – думала Лика. Она слышала про подробности дуэли десятки раз во время школьных экскурсий к подножью горы Машук. Странный человек. Страшный. Она рассматривала его! Он мог быть привлекательным – на первый взгляд неказистый, а если присмотреться, то достаточно высокий, крупный. Но что-то в нем не то, какое-то несоответствие. Во-первых, глаза – им явно не хватало цвета, белесые, безжизненные. Если думать о том, что глаза – зеркало души, то этот человек должен быть мертвым. По крайней мере, внутренне. Во-вторых, крупная, красиво посаженная голова, но очень мелкие, тонкие для таких объемов черты, словно сбились в кучу посредине лица. Все такое миниатюрное. В-третьих, руки! Это было самое отталкивающее. Лика смотрела на его руки с нескрываемым удивлением. У такого здоровенного мужика – маленькие, аккуратные руки. Многие женщины бы позавидовали – такие белые пухленькие ручки, они выглядели как щупальца на огромном теле. Лику передернуло, как при виде морской твари, выброшенной волной на берег и уже начавшей разлагаться. Из каких же глубин выбросило на ее жизненный путь этого урода – морального и физического?

— Зачем вы мне все это говорите? – в ее голосе звучало негодование.

— Зачем? – Он был уязвлен ее презрительным тоном. – Это к разговору об убийцах.

— Ну, если это к разговору об убийцах, – Лика удивлялась сама себе: ей угрожала неминуемая смерть, а она сидела и рассуждала о деталях знаменитой дуэли, – то почему мы называем убийцами Дантеса и Мартынова? А если бы Пушкин убил Дантеса, а Лермонтов убил Мартынова, то могли бы мы назвать Пушкина и Лермонтова убийцами? Получается, что на дуэли великий человек имеет право убить невеликого, а невеликий такого права не имеет? Ведь до дуэли Мартынов ничего плохого Лермонтову не сделал. Он признавал его поэтический талант, не раз терпел его насмешки в свой адрес, пока Лермонтов не посмеялся над ним при дамах. Вариант «Мартынов – наемный убийца» отпадает. Что вы на это скажете?

Он молчал, было что-то в ее словах, что заставило его задуматься.

На горизонте показалась свинцовая, почти черная туча, и вся мирная картина с цветущими абрикосами сразу превратилась во что-то грозное, страшное. Тучи быстро сгущались, с их нижней стороны в разных местах отделялись какие-то жгуты, которые сливались с землей. Это были полосы дождя. Ливня. Каким жалким среди разыгравшейся стихии казался красный «Гольф» на дороге, в котором сидела напуганная женщина, чувствовавшая себя потерявшейся девочкой, и захвативший ее в заложницы мужчина, который тоже чувствовал себя не самым крутым похитителем.

Лика запомнит это на всю жизнь, как они сидели в машине, остановившейся под потоками низвергающейся с неба воды, и говорили о жертвах и убийцах, праве на жизнь и на смерть. Ей определенно не хватало воздуха. Свет в машине казался мерцающим, неестественным.

Она попыталась встать, но ее усадили на место:

— Сиди, сиди. Ты симпатичная девушка, интересно рассуждаешь, но я тебе не доверяю. Дело в том, что люди становятся хитрыми и коварными, когда их жизнь в опасности.

— Значит, вы меня убьете?

— Послушай, если все обойдется и пистолет системы Кухенройтера без проблем окажется у меня, ты останешься живой. Абзац отдаст мне пистолет, а я отдам ему тебя.

— Я нужна, чтобы обменять меня на пистолет? – спросила Лика, сдерживая слезы.

В ответ Лика услышала:

— А ты что, в себе не уверена?

— Да! И я умру из-за того, что меня никто не любит. Умру в прямом смысле этого слова. Потому что никто не станет менять меня на пистолет любой системы. Про меня даже никто не вспомнит!

Она смолкла. Похоже, сам процесс движения и смены пейзажей за окном автомобиля заворожил ее, целиком завладев ее вниманием. А на губах застыла неопределенная полуулыбка. С отрешенным видом она смотрела на пробегающие за окном пейзажи, при этом взгляд ее, казалось, был обращен внутрь себя. Смотреть на нее было приятно. От нее исходил тонкий аромат духов.

— У вас в машине можно курить? – спросила она вдруг.

— Конечно.

Лика вынула из плоской пачки длинную сигарету с золотым ободком. Закурила. «Нервничает, – отметил про себя водитель. – И не зря!»

А дождь все лил и лил. Был такой фильм – «И дождь смывает все следы». Так и тут. Следов не оставалось, их смывал ливень.

В морге судебной экспертизы поодаль от голых, вскрытых покойников, лежали четыре одетых трупа – Одиссей с перерезанным горлом, Вася с запекшейся у рта пеной и еще два совсем молодых парня – потомков горцев, воевавших с Лермонтовым. Как видите, смерть не выбирает – косит всех подряд. А если по справедливости, то умирать должен тот, кто устал жить. Под полом глухо, но настойчиво скреблась крыса. Смерть не выбирает, для нее ничто не имеет значения – бедность, богатство, страна, религия. Перед смертью все равны.

И вот зашли в сопровождении санитара два человека в черном и бережно вынесли два трупа. Потому что тело должно быть похоронено своевременно, согласно обычаю. Иначе дух умершего не обретет покой, а от этого и живым не будет покоя.