Иди сюда, парень! - Тамерлан Тадтаев

У потухшего вечного огня напротив памятника дважды Герою Советского Союза Иссе Плиеву с отбитым носом прогремело три выстрела.

Ночью Туго приснились неформалы. Бородатые изверги схватили его и повели на какую-то птицеферму, где кукарекали петушки и кудахтали курочки. И там, насадив на свисающий с бетонного потолка огромный крюк, жгли его тушку паяльными лампами. Он проснулся в страхе и не мог уснуть, да и боялся: вдруг сон повторится и сердце, не выдержав напряжения, разорвется? Бывали такие случаи. Может, матушку разбудить? Лучше не надо, ведь у нее бессонница, и, прежде чем постелить на полу у печки, она глотала снотворное. Недаром говорят, что старость к огню тянет, будто бабочку. Туго нащупал под кроватью обрез карабина и положил рядом. Холодный ствол успокоил его, и он подумал о тезке. Этому дерзкому и, несомненно, опасному человеку Туго подражал буквально во всем. Тезка, например, носил черный пуховик, спортивные адидасовские штаны и кроссовки той же фирмы. Такие же шмотки приобрел и он. И оружие у них было почти одинаковое… Правда или нет, но говорили, будто однажды тезка из обреза сбил летящую ворону. Все, кто был рядом, стали рассуждать о случайности, да сразу притухли, когда вторая каркуша шлепнулась рядом с первой. Колорадо, говорят, снял с плеча автомат и протянул Туго: «Дау у»[16]. Но тезка так и не расстался со своим обрезом, из которого, по слухам, убил с десяток неформалов.

А он ни одного. И в бою еще не был. Но в следующий раз он обязательно пойдет. Вспомнил, как сосед Хута, совсем еще мальчишка, недавно пришел к нему и умолял:

– Одолжи обрез. Клянусь, вечером верну!

– А зачем тебе? – удивился Туго.

– Ребята сегодня Тамарашени будут брать, и я тоже пойду с ними.

– Одолжу тебе, а сам попрусь туда безоружный? То есть я выну, а ты засунешь – так, что ли?

– А разве ты идешь?

– Конечно!

Мда, обманул пацана и два дня прятался дома. Потом все же решился пойти в город и встретил в конце улицы Хуту в компании дружков – Бобе и Гугу. Ребята не поздоровались, только усмехнулись. «Да они всегда так скалятся», – утешал он себя и, споткнувшись, чуть не упал. Обрез выпал из-под куртки, и Туго, нагнувшись, схватил оружие, загнав патрон в патронник. Он был в ярости, готовый убить. И те, кажется, поняли это и насторожились. Туго выпрямился и с вызывающим видом прошел мимо притихших насмешников. Только за старым мостом у разграбленного магазина «Динамо» он остановился, чтобы перевести дух. Оттуда Туго пошел в гости к Тамрико и рассказал ей о случившемся.

– Эти малолетние ублюдки испугались и убежали, когда я прицелился в них, – бахвалился Туго. – Останься они на месте, я бы их шлепнул. Клянусь тебе!

Тамрико посмотрела на него как-то по-особому и поцеловала. Герой тут же возбудился и повалил девушку на диван.

– Не сейчас, – шептала она, отвечая на его страстные поцелуи. – У меня месячные, да и мама может зайти.

– А когда будет можно? – дрожал от нетерпения и желания Туго. Уже почти год они встречались, но, кроме поцелуев в щечку при прощании и откровенных разговоров о сексе, он ничего не добился.

– В субботу родители пойдут на сороковой день к дяде. Приходи тогда…

«Сегодня как раз суббота», – подумал Туго, сладко зевнул и закрыл глаза. Ему приснилось, будто они с Тамрико голые лежат на том самом диване и занимаются любовью. И он чувствует, как гладкое и нежное тело девушки постепенно превращается в нечто очень жесткое и волосатое. Он открывает глаза и видит под собой неформала…

Туго проснулся в холодном поту. Светло. Матушкина постель на соседней кровати. Он встал и босой прошлепал к окну. Отодвинул занавеску. Снег и пасмурно, воет ветер. Тоска. Уехать бы отсюда подальше. Вспомнил Тамрико и улыбнулся: «Женюсь на ней, если окажется целкой». На столе записка от мамы: «Я на митинге. Поешь хлеба с сыром, а вечером приготовлю плов. В дверь не стреляй!» Туго посмотрел на настольные часы: без пяти минут одиннадцать, свидание с Тамрико в двенадцать, значит, еще успею сходить к Аслану за патронами. Десять штук раздобыл. Молодец. Настоящий друг.

Он быстренько оделся. На остывшей печке чайник с отваром шиповника. Говорят, полезно, много витаминов. Налил в чашку густой коричневой жидкости. Выпил без сахара. Кисловато, но приятно.

Послышались выстрелы. Кажется, за новым мостом шалят. Интересно, кто так рано напился? Туго посмотрел на хлеб и сыр в тарелке. Есть не хотелось. Брать обрез или нет? «Возьму на всякий случай, хотя в патроннике всего два патрона. С теми, что Аслан даст, будет двенадцать. Хорошее число». Он повесил замок на дырявые двери. Так и не попал в нарисованную углем голову Хуты. А мать хваталась за сердце. И соседи пугались, проклинали. Что пожелали мне – вам же на голову. Туго спрятал ключ в карман и вышел за ворота. На улице ни души. «Только ве-етер гуди-ит в провода-ах», – пропел он и, натянув вязаную лыжную шапочку на уши, двинулся в город. Но не успел и двух шагов сделать, как заметил незнакомца с сумкой, идущего навстречу. Человек со скрытой под капюшоном головой – виднелся лишь полумесяцем подбородок – приблизился к Туго:

– Здорово, братка. Не подскажешь, как выйти на трассу?

– Дойдешь до конца улицы, – просипел Туго, со страхом косясь на карман незнакомца, откуда сквозь дыру торчал ствол пистолета. – Потом перейдешь дорогу и поднимешься на гору. Трасса там.

– Спасибо, братка. Удачи тебе!

«Неформал, – угадал готовым разорваться сердцем Туго, прислушиваясь к хрусту удаляющихся шагов. – Но как он прошел через столько постов? Ах да, сегодня же митинг. Весь город там. И какой у него здоровый пистолет. Это, наверное, он стрелял на новом мосту. Убил кого-то из наших и сейчас спокойно уйдет».

Туго вынул обрез, стараясь не шуметь, зарядил его и повернулся. Прицелившись в темно-синюю фигуру на фоне горы, покрытой белым ковром, подумал: «Промахнусь – он спустится, пока буду перезаряжать, и убьет меня. Тезка бы не промазал. И вообще в спину стреляют одни подонки…» Холодным, дрожащим пальцем Туго дернул спусковой крючок. Выстрел вспугнул стаю голодных ворон. Каркая, они закружились над ТЭКом. Незнакомец пошатнулся, но все же продолжил путь, а потом, вдруг поскользнувшись, упал в куст шиповника и замер.

Рябой зашел за мной в половине десятого утра. К тому времени я почистил карабин и прикрепил оптический прицел от СВД на салазки. Парочку лимонок положил в карман штанов. Обмотавшись пулеметными лентами в патронах, посмотрел на себя в зеркало и чуть не испепелил свое худое тщедушное отражение бешеным взглядом: сегодня уж точно кого-нибудь пришью.

И пошли мы с Рябым в Мамисантубани собирать джонджоли[17] для его беременной жены. Ей, видите ли, захотелось солененького. Кому скажу, не поверит, но чтоб я сдох: в одной руке Рябой держал автомат, в другой – большую корзину. Не иначе как под каблучок своей молоденькой жены угодил. Пропал, пропал он для ратного дела. Не стрелять ему больше во врагов из засады и не поджигать дома. И одет как смешно.