Улыбнись, малышка - Эдриан Маршалл

Лесли, видно, подумал о том же. Поэтому мы выскочили из комнаты и побежали к лестнице. Мэгги скорчившись лежала внизу, на ступеньках, и рыдала во весь голос.

Маленькая Энджи к произошедшему не имела никакого отношения: она стояла поодаль, вцепившись руками в спинку дивана, смотрела на плачущую Мэгги и испуганно хлопала глазами.

Лесли сбежал по ступенькам и кинулся к моей кузине.

— Мэгги, что с вами?! Отвечайте же! Ну?!

— Я упала. У меня чудовищно болит нога, — сквозь слезы прошептала Мэгги. — Такая боль. Кажется, я ее сломала.

— Господи, да что за напасть?! Кэрол, позвони доктору! — крикнул мне Лесли.

Я выполнила его приказание. Уже через полчаса доктор был в доме Лесли и осматривал Мэгги. Боль, которую она терпела, и вправду была ужасной. Моя кузина действительно сломала ногу, и врач настаивал на госпитализации.

— Конечно, в больницу, — хлопотал вокруг нее не на шутку обеспокоенный Лесли. — Не надо бояться, Маргарет, все будет хорошо. Я заплачу за лечение, я помогу. Позвонить вашему мужу?

— Фредди?! — буквально взревела Мэг. Судя по всему, мысль о муже причинила ей еще худшую боль, чем сломанная нога. — Нет, не звоните Фредди! Только не ему! Я ни за что не поеду домой. Ни денег, ни наследства, ни дома! — зарыдала она. — Что я буду делать?!

— Наверное, они поссорились, — шепнула я, склонившись над ухом Лесли.

Он понимающе кивнул.

— Успокойтесь, Маргарет, домой вас никто не отправит. И увольнять никто не будет. А вот в больницу вы поедете, это уж точно. Финансовые вопросы я беру на себя.

И все-таки, хоть Лесли и спасовал перед двумя женщинами, поселившимися в его доме, в тот миг я видела перед собой настоящего мужчину. Окинув взглядом стоявшую столбом Энджи и кузину Мэг, которая наконец-то перестала рыдать, я поняла: они тоже это увидели.

В участок я приехала, разумеется, гораздо позже, чем обещала Майлсу и Соммерсу. Последний, кажется, все понял по моему взволнованному лицу и растрепанной шевелюре. Но первый… Первый тут же обрушился на меня с тирадой, обличавшей писателей как самых необязательных, непунктуальных, рассеянных и ко всему в придачу неряшливых людей.

— В прошлый раз я еще сдерживался, Кэрол, но это же не может продолжаться бесконечно. Ты просыпаешься, когда гости уже стоят на твоем пороге, встречаешь их черт знает в каком виде. Теперь ты договариваешься о встрече и приезжаешь спустя два с половиной часа. Два с половиной часа, Кэрол! Ты могла хотя бы позвонить и предупредить меня, что задержишься!

По существу, Майлс был прав: я опоздала и заслуживала взбучки. Но устраивать ее при Мэтью Соммерсе было еще менее вежливо, чем опоздать на два с половиной часа. И при чем тут мой внешний вид, хотела бы я знать?!

Я была возмущена, страшно возмущена. Но, вместо того чтобы — как это всегда было раньше — выразить свое возмущение парой колких фраз в адрес самого Майлса, я почему-то начала лепетать оправдания:

— Я заехала к Лесли. Я не знала, что такое случится. Мэгги упала с лестницы и сломала ногу… Доктор… Больница… Она поссорилась с Фредди…

Слава богу, Майлс хотя бы что-то понял из моего сбивчивого объяснения. Однако это, увы, не улучшило его и без того скверное отношение к Лесли.

— Лесли? Снова Лесли? О вездесущий Лесли… — саркастически усмехнулся Майлс и обдал меня взглядом, исполненным негодования и возмущения. — Так это по вине твоего дружка наша кузина сломала себе ногу?

К счастью, ко мне наконец-то вернулось самообладание и я смогла ответить Майлсу, уже не комкая фразы:

— Во-первых, Лесли не мой дружок, а мой друг. Во-вторых, кузина Мэгги не справилась со своей работой. В-третьих, она сама упала со ступенек — я свидетель — и никто ей в этом не помогал. В-четвертых, этот вездесущий, как ты выражаешься, Лесли устроил ее в самый дорогой рочестерский медицинский центр, где ей окажут помощь, за которую он заплатит из своего кармана. И в-пятых, Майлс, извини, что я опоздала и не позвонила. Когда такое случается, забываешь обо всем на свете.

— Надеюсь, вы закончили? — выдохнул Соммерс, недовольно оглядывая нас. Поймав его раздраженный взгляд, я подумала, что несколько часов назад была вынуждена играть ту же роль, что досталась ему: роль невольного участника бурной ссоры. Правда, в отличие от Мэтью, я была другом одного из ссорящихся и родственницей другого…

— Простите, Мэтью, — с искренним раскаянием в голосе произнесла я. — Мне ужасно неловко, что мы с Майлсом вечно при вас ругаемся. Я понимаю, что вы делаете нам огромное одолжение своей помощью, а мы с кузеном платим вам черной неблагодарностью.

— При чем здесь неблагодарность? — проворчал Соммерс. — Просто я не могу вас понять. То ссоритесь, то миритесь. Прямо Том и Джерри какие-то. Странные вы люди, ей богу. Никогда не видел таких родственных отношений.

Я покосилась на Майлса. Мне было ужасно стыдно и нестерпимо хотелось свалить на него всю вину за наш позор. Но, поглядев на Майлса, я очень скоро убедилась, что мой дорогой кузен чувствует себя не лучше моего: на его лице я увидела проблески горького раскаяния, и это тут же остудило мой пыл.

В конце концов, подумала я, он виноват не больше моего. Да, Майлс начал меня отчитывать, ну и что с того? Почему я не могла взять себя в руки и сразу же напомнить ему, что мы не дома, не на улице, а в полицейском участке?

Скоро инцидент был исчерпан и мы наконец-то занялись делом. Соммерс принес мне медальон, а я вытащила из сумки дневник моей прабабки. Однако мне хватило одного взгляда на эту вещицу, чтобы понять, что Элайза имела в виду именно ее. Такое украшение ни с чем не возможно было спутать. Я подозревала, что оно единственное в своем роде.

— Да, — прошептала я, разглядывая александрит, который, под лучами лампы налился фиолетовым цветом. — Это он… Сейчас я найду то место, где Элайза его описывает. — Я раскрыла прабабкин дневник.

Майлс заглянул ко мне через плечо, и я почувствовала, как его дыхание щекочет мне шею. Если раньше я с превеликим трудом разбирала прабабкин почерк, то теперь эти маленькие скособоченные буквы разбежались по листу, как колония худосочных гусениц. Мне хотелось попросить Майлса отодвинуться, убрать свою голову подальше от моего плеча, но я не могла. Честное слово, я не могла даже рта раскрыть. Меня словно загипнотизировали. Как будто кто-то нашептывал мне на ухо сладкие речи, которые я и жаждала и не желала слушать одновременно.

Это было какое-то наваждение. Я не могла сказать, сколько оно продлилось. Мне казалось, что за тот миг прошла целая вечность. Рушились цивилизации, умирали, вспыхивая, вселенные, звезды гасли и образовывались новые, а мы все продолжали стоять как изваяния, слитые из фантастического материала, неподвластного ни времени, ни разрушениям: он, склонившийся над моим плечом, и я, уткнувшаяся в загадочные формулы букв.

— Как же ты смогла это разобрать? — выдохнул мне в ухо Майлс.