Оскорбленные чувства - Алиса Ганиева

Зайдут, конечно, на единственное живое промышленное предприятие «Горизонт», где рождаются электродные котлы, трансформаторы питания, помехоподавляющие фильтры, а с недавних пор, с легкой руки покойного Андрея Ивановича, – еще и шлифовальные станки. Соберутся рабочие, зарябят цифры. Гость пообещает поднять минимальные зарплаты.

– Позитивная динамика не сбавляет темпа, – заметит он с удовольствием, – экономика поднимается. Дно кризиса пройдено. Золотовалютный резерв растет.

Раздадутся нервные, счастливые смешки, благодарности. Гостю подарят рабочую синюю робу. Один из рабочих, смущаясь, задаст отрепетированный вопрос. Доколе терпеть смердящее дыхание обступивших Россию монстров, не пора ли двинуть отпор?

Ну если вы меня поддержите… – кокетливо улыбнется гость.

Мы с вами! Только скажите! – заревут здоровые пролетарские глотки.

Все это уже было однажды. И тогда заваривали люки, малевались на переходах новые «зебры». В городскую больницу на несколько дней завозили новенькие компьютеры, дырявый линолеум душили ковром, дрессировали врачей отвечать про зарплаты. Пациентов упрятали прочь, в палатах разлегся переодевшийся в пижамы персонал. В центральном сквере торопливо ремонтировались скамейки, белились стволы деревьев, а ночью, будя горожан, тарахтели тракторы. Грузовики пыхтели выхлопными трубами, завозили в город чистый, рассыпчатый снег.

Город рядился неделю, чтобы сверкнуть на денек и вновь провалиться в дряхление. После отъезда гостя в больнице закатывали в рулоны одолженные ковры, демонтировали компьютеры. Дорожные зебры стерлись, скамейки погнулись, мусорные урны опять тошнило пивными бутылками…

Леночка вновь откинулась на подушку и зажмурилась. Ее мечта – попасться на глаза высокому гостю. Она улыбнется ему специальной волшебной улыбкой: нужно сначала мелко-мелко, робко-робко похлопать ресницами, опустить очи долу, потом загадочно отвести их в сторону и вдруг выстрелить взглядом в упор, страстно, огненно. Да, да, попасться на глаза. Переодеться рабочей и пробиться на завод, оказаться в толпе простого народа, встречающего кортеж. Он обязательно влюбится.

Кто вы? – спросит он, тая.

Я Лена, – ответит Леночка. – Спасибо вам за все. Если вам нужна помощница…

Нужна, – ответит он, потрясенный ее расцветшей в полную силу женской аурой. – А то мои ассистенты такую пургу несут. Айда со мной в Кремль.

И они поедут. Сядут в машине рядышком, и там, в тонированной полутьме она почувствует напряжение его мышц, жар его закаленного торса. Они умчатся вдвоем, а Марина Семенова позеленеет от зависти. Толя уймется ехидничать. Он ведь тогда куражился, когда Леночка плакала по Андрею Ивановичу. «Потеряла хозяина»… Наглости Толе не занимать, вот и попался.

Кто же на него настучал? – недоумевали коллеги Леночки, обсуждая Толю. – Эта картинка перепощена сорок раз и никого не тронули. Чего к нему прикопались?

Наверное, Наталья Петровна и донесла, – хихикали другие. – Она ж его на дух не выносила. Лечится теперь якобы. От чего, интересно.

От триппера, – гоготнул юноша из пресс-службы.

А что вы сразу на нее напали? Раньше все дырки ей вылизывали, а теперь… – оборвала их Леночка.

На нее напустились, зашикали.

А ты теперь вообще никто, только ваньку валяешь!

Скоро сама отсюда вылетишь, хамка!

Леночка ретировалась. Колени ее тряслись от обиды.

Теперь, лежа в постели Виктора, она вновь распахнула глаза и оглядела любовника счастливо, торжествующе. Вечером сидели с ним в хинкальной. На тарелку его из вареных мучных мешочков выливался аппетитный мясной бульон, он хватал хинкали голыми пальцами, обжигался. Хинкали, сдуваясь, падали на бок, как приземлившиеся на поле парашюты. Аджика желтела помидорными семечками. Графинчик водки потел затуманенными боками.

Фигня с вашим Толей, – говорил Виктор. – Вот если бы 282-я, возбуждение ненависти и вражды…

Он мечтательно облокотился на стол, чуть не попав локтем в жирную кляксу капнувшего бульона. Ржаные пряди его облегали лицо, как колосья.

Это хуже? – поинтересовалась Леночка.

По ней больше сидят, – ответил Виктор. – Но ими фээсбэшники занимаются, там вообще веселуха. Экстремисты, террористы…

Опасные? – восхищенно спросила Леночка.

А ты как хотела? – Виктор хлюпнул мясным соком, доедая хинкали, щеки его слегка втянулись, будто у трубача. – Они недавно взяли одного, он планировал подрыв арены к спортивному празднику. Анархист. Ну, потрясли немножко. А он сразу строчить в Москву, жаловаться адвокатам, журналистам. Типа он овечка, ничего не знает, не ведает, дело сфальсифицировано. А его, мол, пытали этим, электрошокером, жахали током прямо по яйцам. Ну прикинь, а? Зубы ему раскрошили, бедняге. А как еще с ним было? Не в попу же целовать.

Леночка рассмеялась.

А как его поймали?

Да там их целая сеть. Ячейка, – прочавкал Виктор и подлил ей водки. Графин поклонился, снимая шляпу. Чокнулись, Леночка задержала дыхание, опрокинула рюмку. Выдохнула, суетливо накалывая на вилку маринованный огурец. Тонкое лицо ее исказилось гримасой. Виктор тоже поморщился, запил беленькую ягодным морсом и прибавил: – Следили за перепиской.

Так можно?

ВКонтактике-то? Можно, конечно, – кивнул Виктор.

А я там вообще ни с кем не общаюсь, – зачем-то заверила Леночка, – только фильмы смотрю.

Про любовь, небось, смотришь, – усмехнулся Виктор.

Больше ужасы.

А, ну тогда иди к нам работать! – развеселился он. – Такого навидаешься!

Да что там у вас может быть… – пожала плечами Леночка – Пьяная поножовщина? Почтальонша, своровавшая пенсию у стариков? Убийство по неосторожности на кухне?

А что ты любишь? Маньяков, что ли? – лыбился Виктор.

Я люблю неопознанное, таинственное, – призналась Леночка. Рука ее накручивала прядь, губы манили. Она знала, что Виктор изучает ее, представляя, какая она без одежды, и ей это нравилось.

Ах вот ты какая, – протянул Виктор, и голос его как будто стал тоном ниже, – а со мной и такое бывало. Странности всякие.

Какие?

Ну, к примеру, в том году. Нашли мужика в семи километрах от кладбища, в лесу, голова оторвана. Знаешь, как будто переехало чем-то.

Какой кошмар…

Одежда на теле разорвана. Видно, что бежал сквозь бурелом. На ветках, кустарниках, всюду клочья его рубашки.

И что это оказалось?

Никто так и не понял. Но вечером, накануне смерти, мужик этот ходил на могилу тестя. Они дружили, квасили вместе при жизни. И вот, тесть загнулся. Ну, мужик и решил наведаться. Взял чекушку водки, стаканчики, закусон и поехал. Его мотоцикл у могилы нашли. А сам, видишь, почухал от чего-то. Семь километров по лесу.