Сыновья войны - Николас Сансбери Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марко лежал на кровати в больших красных наушниках. Музыка звучала в них так громко, что Антонио слышал ее из коридора.
– Марко, – дважды позвал он, прежде чем сын услышал его и стянул наушники, просияв идеальной белозубой улыбкой.
– Хороший костюм, papà[35].
Марко говорил по-английски лучше родителей и переходил на итальянский лишь от случая к случаю. Антонио это вполне устраивало. В свои почти двенадцать мальчишка провел в Лос-Анджелесе большую часть жизни, и отец не хотел, чтобы он забывал о своих корнях.
– Спокойной ночи, Марко, – сказал он. – Веди себя хорошо, ладно?
– Едешь на работу? Можно с тобой? – Марко спустил ноги с кровати.
Антонио нравилась его целеустремленность, но Лючия, положив руку ему на плечо, напомнила об их решении: их единственный ребенок не станет преступником.
Он покачал головой, и Марко разочарованно насупился:
– Винни же едет помогать. Почему мне нельзя?
– Потому что твой двоюродный брат достаточно взрослый для этого, а ты нет, – ответила Лючия.
– Будь молодцом и слушайся маму.
– Рафф останется здесь?
– Да.
– Ладно, хорошо, – сказал Марко. – Ему нравится со мной играть.
Антонио задумался, не было ли это упреком за частые отлучки, но сейчас ему было некогда об этом размышлять. Он вышел из комнаты сына, а потом и из квартиры, чтобы поговорить с человеком, который отвечал за безопасность его родных.
– Рафф, – сказал он, глядя ему в глаза, – позаботишься, чтобы с ними все было хорошо, да?
– Я отдам за них жизнь, дон Антонио.
Антонио не отводил взгляда. Преданность Раффа была абсолютна и непоколебима, что и служило причиной, по которой Антонио всегда просил его оберегать две жизни, которые ценил выше своей собственной.
– Я о них позабочусь, – заверил Рафф.
Антонио похлопал его по плечу и пошел к машине. Из открытого окна мерседеса тянуло сигарным дымом. За рулем сидел его брат в серебристом костюме, который хорошо сочетался с его седеющей эспаньолкой.
– Последняя, – сказал он, указывая на сигару. – Не мог удержаться.
Антонио сел в машину и взглянул на обшарпанную многоэтажку.
Когда-нибудь у него будет особняк, и оттуда он будет править империей Моретти.
– Слышал новости? – спросил Кристофер и включил радио:
«Экстренное сообщение передается по поручению президента Соединенных Штатов Америки. Это не учения. Указом номер сто девять на всей территории Соединенных Штатов Америки вводится военное положение, действующее с восемнадцати часов по североамериканскому восточному времени двадцатого сентября две тысячи двадцатого года».
– Вот дерьмо, – проворчал Антонио.
Кристофер сменил станцию, включив местное радио.
«Государственные и городские власти согласно указу президента Соединенных Штатов Америки номер сто девять ввели на территории Лос-Анджелеса и всего штата Калифорния военное положение. Обеспечение исполнения указа возложено на Американских военных патриотов. В Лос-Анджелес направлены батальоны АВП из штатов, верных правительству, для подавления противоправных действий. Начало комендантского часа перенесено на двадцать часов. Желающим эвакуироваться из города необходимо сделать это до наступления комендантского часа. В противном случае они будут задержаны АВП».
Кристофер снова переключил радио на федеральную волну.
«Мексиканские и канадские власти сообщают о всплеске нелегальных пересечений своих границ», – сказал диктор.
Какая ирония. Антонио никогда не думал, что услышит о том, что американцы пытаются сбежать в Мексику.
– Неаполь выглядит привлекательнее с каждой минутой, – заметил Кристофер, – особенно теперь, когда Лино с Желтохвостом позаботились о наших врагах. Или Рим. Я тебе говорил, что надо было туда переезжать.
Антонио втянул воздух, чтобы совладать с гневом, но было поздно. Протянув руку, он выдернул сигару изо рта брата и выбросил в окно.
– Какого черта! – воскликнул Кристофер.
– А я тебе говорю, что мы останемся в Лос-Анджелесе, и я больше не хочу ничего слышать о возвращении в Неаполь, Рим или куда угодно еще. Ясно?
Кристофер, не отводя глаз от дороги, крепче сжал руль.
– Ага, ясно.
– Думаешь, мы смогли бы привезти сюда наших людей из Италии, если бы не это дерьмо? – спросил Антонио. – Это было бы нереально, но сейчас у правительства есть заботы посерьезнее, чем следить за каждым иммигрантом.
Кристофер выехал на шоссе. Несмотря на видимое спокойствие, он явно злился.
– Мы приехали сюда, чтобы восстановиться и поднять флаг Моретти, а твое неуважение действует мне на нервы, брат.
– Прости, если воспринимаешь это как неуважение, – ответил Кристофер. – Просто я на взводе от того, что здесь творится.
– Ты не хотел довериться мне той ночью, и видишь, что получилось в результате? Мы вырубили пятерых солдат АВП, сохранили свои пятьдесят штук и добавили к нашему арсеналу пятнадцать автоматов и двадцать тысяч патронов.
– С тех пор ситуация слегка изменилась.
Антонио не мог на это возразить, но это было неважно.
Кристофер сбросил скорость при приближении к контрольному пункту с флагом АВП с головой ворона и плакатом с надписью «Всегда на страже».
Этот девиз теперь был повсюду, равно как и подразделения АВП, пополнявшие ряды рекрутами из других родов войск, а также просто наемниками. Бойцы на КПП, вероятно, прибыли из других штатов – их перебросили сюда, когда губернатор Макги отказался реорганизовывать Национальную гвардию штата.
Хотя его брат видел в этих людях внешнюю угрозу, Антонио рассматривал военных как потенциальных клиентов и союзников.
Антонио опустил окно, солдат АВП в солнцезащитных очках наклонился, чтобы рассмотреть их с Кристофером. Второй патрульный обошел вокруг автомобиля с немецкой овчаркой – та вынюхивала взрывчатку.
Офицер поднял свои авиаторы на лоб.
– Куда направляетесь? – спросил он с бруклинским акцентом. Антонио оказался прав: они были не из Калифорнии. И могли испытывать меньше угрызений совести по поводу убийства калифорнийцев.
Расскажи он правду, его стали бы допрашивать не меньше часа, поэтому он ответил самым естественным тоном:
– Нам нужно забрать моего сына из Лонг-Бич, чтобы отвезти в Анахайм.
Солдат попросил их предъявить документы, и Антонио передал ему удостоверения личности. Патрульный мельком взглянул на фото, потом на их лица и дал знак проезжать.
– Вам стоит поторопиться, – сказал он. – Комендантский час перенесли на восемь.