Повелитель четверга. Записки эмигранта - Игорь Генрихович Шестков

Капельку счастья захотел…

Поможет. Как поможет?

Очень тянуло попробовать зажигалку в деле. А вдруг?

Некоторое время боролся с собой. Но быстро понял, что все равно сделаю это, поскольку предрешено, и решил принять меры предосторожности. И принял.

Надел брюки, рубашку, куртку… обулся в мои любимые ботинки фирмы Саламандр… сунул на всякий случай во внутренний карман куртки немецкий паспорт беженца, другого у меня не было… мало ли куда меня занесет.

На шею повесил крестик, а к рубашке прикрепил значок с звездой Давида.

Устроился в кресле поудобнее, прокашлялся, попросил Всевышнего быть со мной поснисходительнее и нажал на рычажок дрожащим большим пальцем…

Царица ночи

Выскочил из подъезда как лев из клетки. Хрякнул и ножкой притопнул. Неужели пришло и мне время молодиться, демонстрировать к месту или нет старческий задор и дежурный оптимизм? Хвастаться, что я еще могу три раза подряд…

Все на улице так, как и неделю назад. Дома еще стоят. Машины еще ездят. Хотя и меньше их стало заметно. Жители нашего района бродят. Все с сумрачными лицами. Как гамлеты…

Пошел к автобусной остановке. Натянул маску на морду. Пандемия, ничего не поделаешь. Придется в маске весь концерт просидеть. Главное, в обморок не упасть. И в штаны не наделать. Случалось уже и такое – но не со мной.

Автобус был пустой. Только на задних сидениях развалились трое или четверо подростков, демонстративно, без масок, а ноги на передние сидения положили, стервецы. Один курил. Старался на них не смотреть, не хотел приключений на свою задницу. Хотя мог бы их избить и из автобуса выкинуть.

На Герензеештрассе пересел на эсбан.

Медленно ехал поезд. Иногда почему-то дергался как паралитик. И скрежетал.

И тут вагон был почти пуст. Третья волна. Некоторые предрекают, что самая страшная будет – седьмая. Три процента населения Европы уже на том свете… А седьмая волна, говорят, унесет каждого четвертого.

На станции Осткройц в вагон ввалилась пьяная компания, человек двенадцать. Жуткие типы с наколками.  – И вульгарные бабы с ними. Бандиты? Или только изображают крутых? Сейчас никому и ничему верить нельзя. Карнавал в разгаре.

У двоих болтались на боках ножны с мечами. А еще один держал в руке автомат Узи. Подделка или настоящий? Проверять не стал, выскочил.

Следующий поезд пришел через двадцать минут.

На остановке Хакешер Маркт ко мне подошел хорошо одетый мужчина средних лет с тростью и в кепке и проговорил, сверкая рыбьими глазами: «Скорее выходите, а то пропустите Большой гон. Незабываемое будет зрелище!»

Сказав это, он проковылял к восточному выходу с платформы. Когда я подошел к лестнице, ведущей на улицу, он был уже внизу. Оглянулся, нашел меня глазами, ухмыльнулся, кивнул и поманил меня рукой.

Вышел на улицу… никого…

Пошел к театру.

На том месте, где Ораниенбургерштрассе вливается в Розенталерштрассе стояли, вытянувшись в линию, сотни мужчин, как будто ждали чего-то… мой человек в кепке был среди них. Он заметил меня, подошел, фамильярно ударил по плечу и прошептал на ухо: «Люди говорят, сегодня евреев будут гнать. Из синагоги… Спрятались, на замки позакрывались…»

И тут же откуда-то слева послышались свист, улюлюканье и истошные крики.

Мимо нас пробежала группа голых мальчиков лет десяти. На их лицах читался смертельный ужас. Их, кажется, никто не преследовал кроме крупной черной собаки. Из окровавленной ее пасти вырывался огонь.

Примерно через минуту я увидел бегущих нагих и босых женщин. Рядом с ними бежали мальчики-подростки. В руках у них были палки. Ими они били бегущих женщин. Пытались попасть по ягодицам и половым органам. Женщины отчаянно кричали, мальчишки радостно свистели и улюлюкали. Глаза их сверкали как звезды.

Одна из женщин вдруг споткнулась и упала. На ней все еще был одет непонятно как уцелевший белый старомодный корсет. Видимо люди, срывавшие с нее одежду, не довели почему-то свое черное дело до конца… Ее тут же, как муравьи бабочку в муравейнике, облепили подростки, они сорвали с нее корсет, а затем страшными ударами заставили встать и бежать дальше.

После женщин и мальчишек мимо нас медленно пробежали нагие мужчины…

Все за шестьдесят, некоторые за семьдесят… пузатые, обрюзгшие, задыхающиеся. Их гнали и били палками юноши лет восемнадцати-двадцати с счастливыми лицами и характерными короткими стрижками. Когда один из стариков упал, его не стали поднимать и заставлять бежать дальше, его убили выстрелом в голову. Труп оставили валяться на асфальте у входа в закусочную Неаполь.

Человек в кепке поднял с мостовой и подал мне на тросточке остаток белого корсета.

– Не хотите ли взять на память? Историческое свидетельство. Вставите в рассказик или повестушку.

Не знаю, что тут со мной случилось, но я выхватил из его руки трость и изо всех сил ударил его ей по лицу. И быстро пошел к театру.

На входе в театр стояли два охранника. Посмотрели на мой билет и зачем-то потребовали паспорт. А он у меня месяц, как просрочен. Один из охранников хотел было уже отогнать меня от входа в театр, но другой посмотрел еще раз на мой билет, затем сказал что-то на ухо первому, и они пропустили меня. Хмыкая и хихикая.

Публику в масках, праздно слоняющуюся по фойе, я рассматривать не стал, прошмыгнул в зал и начал искать свое место. Странно, но в моем билете не был указан ряд, только место. Место 35. Но ни в одном ряду не было места 35. Что за наваждение!

Подошел к тетке, которая раздавала программки, рыхлой и старой, в сиреневом парике и с лиловыми ногтями, сунул ей билет. Она посмотрела на него своими выпученными бесцветными глазами и почему-то встревожилась. Показала скверные зубы и пролаяла: «Видите ли, гражданин, это место особое!»

– Как это так, особое?

– Особое. Оно… лежачее.

– Как так лежачее?

– А вот так. Вон, видите, в центре зала, прямо у сцены,  – кровать двуспальная. Подушки пунцовые. Одеяло синее. Там ваше место.

– Извините, а другого места у вас для меня нет? Я не гордый, могу и на галерке посидеть.

Дама обиделась.

– У нас только партер. От кресла до кресла – два метра, как и положено. Только одно исключение есть – два лежачих места для супружеской пары. Не понимаю, почему вы от своего счастья отказываетесь. Вот, посмотрите, на вашем билете, внизу, маленьким шрифтом написано – лежачее. Идите, ложитесь и слушайте прекрасную музыку. И обнимайте жену. Или сейчас же покиньте театр. Я вызову охрану.

– Не