Повелитель четверга. Записки эмигранта - Игорь Генрихович Шестков

Пахарь вдалеке пашет. Рядом с ним другой крестьянин на грядку мочится.

Высоко на дереве дед Тамаш сидит. Трубку курит и на деревню смотрит.

А там… Горят несколько домов. Дружно горят. Грохот и треск доносятся. И дым на полнеба. На носилках тащат обгоревших. Деревенские собрались, хотят тушить. Только вот чем? Колодцы тут скверные, а из озера воду тащить далеко. Наверное дотла все сгорит.

5

Как меня занесло в этот город?

Какая роль предназначалась мне в представлении? Что там, в сценарии?

Этого я так и не узнал. Меня вынесло из города так же быстро, как несколько мгновений назад внесло в него. Внесло и поставило на площади с этим дурацким ящиком в руках. И заставило вертеть рычажок.

Или я провел там часы? Недели?

Да, да, я играл на шарманке. На площади этого странного города. Венский вальс, Берлинский воздух, Ах, мой милый Августин и другие мелодии. Вертел и вертел кривой рычажок.

Я был голый, босой, но в цилиндре и с сумкой через плечо. Передо мной танцевал мой пудель Аделька. В лапе он держал тарелочку для сбора денег. Или это была обезьянка из другого мира? В моей голове все мешается.

Почему я назвал город «странным»? Потому что все люди, находящиеся на этой площади – были обнажены. Не только я. Город голых.

Голый велосипедист быстро вертел педали.

Голый трубочист лез в трубу.

Голые люди глазели на площадь с балконов и жевали попкорн.

Две черных овчарки терзали обнаженного нищего юношу, сидящего на брусчатке.

В метре от меня лежала молодая женщина. Под ее левой грудью торчал кинжал. Женщина была мертва. И тоже обнажена. Над ней стоял, широко расставив ноги ее убийца. Молодой мужчина. Безумец. Я видел, как он пырнул молодую женщину. Я наблюдал это, наверное, тысячу раз.

В вытянутых вверх руках он держал кадку с водой, видимо собирался облить себя. Или труп. Этот мужчина тоже был обнажен. Рядом с ним стояла еще одна обнаженная фемина, к убийству отношения не имевшая. Наш режиссер поместил ее там для контраста и убедительности. В чем же он хотел убедить уважаемую публику? В том, что все вокруг – не так уж и абсурдно и кошмарно. Не убедил.

Слева от меня обнаженная женщина отдавалась сзади какому-то темному чудовищу, то ли псу, то ли демону. Я слышал его сосредоточенное сопенье и ее экстатические стоны. Иногда демон-пес рычал как лев. У меня от его рыка бегали мурашки по коже.

По огромной лестнице спускались: голый старик с тросточкой и еще одна обнаженная – с младенцем на руках. На голове у нее был парик времен короля-солнца. Ребенок отчаянно кричал, как будто его тащили на заклание, и он об этом знал.

Выше, на лестнице, стояла, перегнувшись через перила, косуля (или это были два влюбленных друг в друга застенчивых клерка из близлежащего банка?), выше ее на горизонтальной площадке сидели еще две женщины, а еще одна – прыгнула было на мостовую с высоты третьего этажа и наверное разбилась бы насмерть, если бы не схватилась в последний момент за руки стоящей у перил подруги. Так они и застыли, как диковинный четвероногий зверь с переплетенными руками и двумя головами.

На высоком фонаре сидел продавец газет и предлагал оттуда свой товар. Ниже пояса он был гол. Продавец кричал: «Покупайте только что отпечатанный выпуск, вечернее приложение к "Зеркалу грез"! Массовое отравление кокаином! На подозрении – франкмасоны! Коллективные совокупления в предместье! Правительство разбежалось! Доколе? Шабаш педофилов на Красной вилле! Как долго продолжится эпидемия? Поможет ли вакцинация? Мнения специалистов. Незаконные аресты и убийства шахматистов! Террор в общественных банях! Кастрация и каннибализм! Машина времени сломана! Кровавые оргии во дворце герцога!»

Из окна четвертого этажа дома напротив выпрыгнул человек, похожий на огромную бабочку или жабу. Возможно, он убегал от каннибалов. Он летел вниз головой и распевал арию Папагено из первого действия Волшебной флейты: «На сахар я менял бы птиц, чтоб им кормить моих девиц…»

Из арки справа на площадь выходила и выходила процессия, состоящая из нескольких голых мужчин, исполняющих роль поводырей, и сотен голых женщин, ведущих себя непристойно. Они громко пели, кричали, рыгали, стонали… весело и жадно хватали друг друга за груди и срамные места. Целовали взасос. Молодые сильные девушки били и кусали пожилых, дряблых и беспомощных. Те вяло сопротивлялись. Астральные туши с вязким чмоканьем отрывались от человеческих тел.

Рядом с процессией бежали и истошно лаяли собаки.

Их жалили вылезшие из-под старых камней василиски и аспиды.

Кем были эти женщины, куда они шли, я так и не понял. Боялся, что, услышав блеяние моей шарманки, эти фурии подбегут ко мне, окружат, уволокут с собой и кастрируют. Но они меня не замечали, шли и шли мимо. Вероятно, это были обычные жительницы города. Сознание их помрачилось из-за болезни. А я стал невольным свидетелем проведения ими отвратительного ритуала.

Может быть, они направлялись в предместье? Чтобы пускать там воздушных змеев. Или чтобы заняться там свальным грехом.

На крышах высоких домов (на их фасадах висело на длинных веревках несколько повешенных), окружавщих площадь, находились солдаты, стрелки. Эти обнажены не были. Все они стреляли по уносящейся в небеса открытой карете, в которой сидел горбоносый человек в цилиндре. На коленях он держал большую шахматную доску. Кучер немилосердно хлестал лошадь, и та несла карету и ее пассажира все выше и выше в небеса. Там ее уже ждали.

Вдогонку карете летели тяжелые, величиной с мамонта, летучие мыши, похожие на бомбардировщики времен Второй мировой.

На одном из фасадов я разглядел Всевидящее Око и неприличную картинку под ним. Голый император Франц Иосиф с невероятными усами и Елизавета Баварская совокуплялись на кровати, поставленной на постаменте на площади Героев…

6

На горизонте извергался вулкан. Из двух его кратеров в атмосферу поднимались столбы пепла и дыма. Пахло серой и инфляцией.

Жерло огромной пушки на берегу залива уже не раз выплюнуло снаряд в сторону открытого моря. Кажется, там никого не было. Ни кораблей, ни подводных лодок. Канонир сошел с ума и стрелял из пушки себе на потеху. Палил в пустоту.

Может быть, он так пугал ворон, сидящих на деревьях. Или рыб. И был очень горд.

Или пытался по-своему переиграть пианиста, отчаянно бьющего по клавишам невдалеке. Но пианист выстрелов не боялся, играл себе и играл. Что он играл, понять было трудно, в его