Золотые пилигримы - Остап Иванович Стужев

Несколько раз он мерил себе температуру и поливал запекшиеся проколы йодом. Как ни странно, все обошлось, и к вечеру ему удалось взять себя в руки.

Возможно, именно из-за этих событий поступить с первого раза у него не получилось. Через год, уже находясь в войсках, он узнал от матери, что почти всех, кто участвовал в краже ювелирного, поймали. Больше всего в своем письме женщина сетовала о том, что в их доме жил уголовник, молодой совсем парень, пошедший по скользкой дорожке своего отца. Для нее такое соседство было ужасающе недопустимо, ведь этот негодяй мог залезть и к ним и украсть все сбережения, скопленные за годы жизни. Перечитав письмо несколько раз, Самсонов почувствовал, как у него пересохло во рту. Выйдя из комнаты для самоподготовки, он спустился вниз в душевую, где долго пил воду из-под крана, затем умыл лицо и направился прямиком на площадку для курения. Вообще-то, он не курил, даже не баловался папиросками. Физическая сноровка, ловкость и выносливость были у него в приоритете. Он дал себе зарок больше никогда не совершать таких ошибок, как тогда с нунчаками. Подойдя к группке солдат, смоливших «Приму», он попросил закурить.

— Что, невеста изменила? — спросил один, указывая на листок письма, который Самсонов так и держал в руке.

— Да нет, мать пишет, что тяжело ей с отцом, болеет, — ответил он по-простому.

В письме этой теме было уделено немало места, и ему не пришлось ничего сочинять. Сделав пару затяжек и почувствовав неприятное головокружение, он отдал начатую сигарету вовремя подоспевшему новобранцу и, убрав письмо в нагрудный карман гимнастерки, вернулся в казарму.

Мысли о том, сдаст или не сдаст его этот кривобокий мутант, мучила его следующие полгода. Их полк перебросили в зону боевых действий, и, находясь в отчаянии, он шел на любой риск, забыв о смерти и возможных увечьях. Судьба хранила его и в бою, и в жизни. Наконец уверенность в том, что о нем не расскажут там, где не надо, победила, и Сергей почти забыл о том парне, который вручил ему сверток с золотом и приказал молчать. Вернувшись после службы домой, он толкнул золото через посредника одному барыге и, получив за все чохом около пяти тысяч баксов, смог купить себе новую одежду и подарки для матери и отца, отложив кое-что на будущее.

* * *

Ницца, Франция. Весна 2008 года

Весной две тысячи восьмого года, когда сотрудников МВД еще выпускали за границу, Самсонов с женой и детьми снял скромную виллу на мысе Антиб, недалеко от Ниццы. Все вокруг цвело и благоухало. Радостные мамаши прогуливались с ухоженными и хорошо одетыми карапузами по маленьким скверам и паркам. На пляжах под белыми зонтиками загорала разношерстная европейская публика, и молодой подполковник спрашивал себя, чем они занимаются в этой жизни, если могут себе позволить то же, что и он. Рев феррари и ламборджини на утренних безлюдных улицах был так же обычен, как ауканье грибников в подмосковном лесу.

Сидя на пляжном лежаке, он смотрел, как его дети строят замки, уносимые прибрежными волнами, и перебирал в голове все возможные варианты стать одним из местных, пусть даже без гражданства и права участвовать в выборах. Ему не понаслышке была известна подноготная демократических симулякров, и такая ересь его мало интересовала. Идущий мимо бродячий торговец прохладительными напитками и пивом остановился рядом, поставив казавшийся неподъемным наплечный баул на раскаленную гальку.

— Monsieur voule vouz un peu de’eau gazeuse?[20] — обратился он к застывшему в раздумьях подполковнику.

— Что? А! Water, no thanks[21], merci[22] то есть, — поспешил ответить тот.

Общество бродяги ему было неприятно, и он надеялся, что тот поспешит уйти. Каждый зарабатывает на хлеб как может, и этот небольшой человек с черной от загара кожей и в старых растоптанных кроссовках не вызывал у него ни жалости, ни сочувствия.

— О! Вы говорите по-русски? Давно из России? — вместо того чтобы убраться, торговец, оказавшийся абсолютно бестактной личностью, продолжил разговор, к которому его никто не приглашал.

Все еще погруженный в свои мысли Самсонов брезгливо поморщился и сделал пренебрежительное движение рукой, без всяких сомнений и на любом языке обозначающее «отвали». Он тут же забыл о назойливом соотечественнике, когда тот наклонился к нему и ткнул твердым, как деревяшка, пальцем ему в бедро, в белое неровное пятно величиной не больше десяти копеек, не поддающееся загару.

— Откуда у тебя этот шрам, касатик? — спросил его незнакомец, очевидно переставший валять дурака и изображать из себя непритязательного попрошайку.

Теперь Сергей знал, кто стоит рядом с ним, знал наверняка и отказывался в это верить.

«Разве ты не должен был сгинуть в тюрьме, исчезнуть навсегда, пропасть наяву, как пропал из моей памяти? Испепелиться в аду, где тебе и место?» — ему захотелось вскочить и прокричать эти слова, пока не закончится дурацкий сон или скрюченное чудовище, явившееся к нему неизвестно откуда, не исчезнет само, оставив панораму лазурного берега чистой и спокойной, предназначенной только для избранных.

— Вижу, ты признал меня. Нам надо поговорить. Жду тебя сегодня вечером в Ницце. Возле отеля «Негреско», чуть в глубине, на второй линии, есть маленькое кафе. Приходи в девять вечера, полковник!

Воскресший из небытия уголовник сидел на корточках и в конце каждой фразы тыкал пальцем Сергею в коленку. Последние слова означали только одно: встреча была неслучайна. Нашедший его во Франции сиделец был отлично осведомлен о его карьерных успехах и, возможно, его тайном ремесле, ставшем для него чем-то вроде наркотика.

Все оставшиеся до встречи часы он не переставал думать, о чем его могут попросить. Деньги? Скорее всего, да, это будет банальный шантаж и придется сделать несколько выплат. Это неприятно, но, увы, неизбежно. Прошлое — часть будущего.

Смирившись с этим парадоксом можно меньше переживать о потерях и смотреть на них как на погашение кредитов. В этот раз проценты не обещали стать неподъемными. Оставалось решить, где будет сподручнее поставить точку в этой истории. Ему не терпелось взять реванш за так позорно проигранный в молодости поединок. Сегодня он был уверен в своих навыках и готов был удавить этого наглеца голыми руками, независимо от того, чем он будет вооружен.

«Сначала послушаю его, потом прикормлю, а потом гуд бай, Америка», — набросал Сергей в уме приблизительный план.

Перспектива закрытия гештальта вдохновила его, и он с разбега, не обращая внимания на камни, бросился в море и долго плавал