Спецназ боярина Коловрата - Илья Куликов

– Дайте пройти, я мать княжны!

Василиса Николаевна приготовилась пробираться сквозь толпу. Но пихаться ей не пришлось. Люди расступились перед ней, и боярыня закричала.

На площади, мощенной булыжником еще при великом князе Ингваре Игоревиче, лежала Евпраксинья, а чуть в стороне княжич Иван. То, что они мертвы, боярыня поняла сразу.

Василиса Николаевна бросилась к младенцу, взяла его на руки и вместе с ним наклонилась к Евпраксинье.

– Вон с колокольни она и бросилась, я смотрю, чего это она, словно в нее бес вселился, полураздетая по улице бегает и рыдает! В храм пошла, может, горе какое. Не мое собачье дело! А она с колокольни потом сама и спрыгнула! – сказал кто-то из толпы и перекрестился.

– Евпраксиньюшка! Дура! Дура! Родная! – завопила Василиса Николаевна и, сняв с себя шубу, накрыла тело. – Господи, да покарай ты меня, дуру, за то, что не увидела я ничего! Она ведь ко мне прибежала, а я ее выпроводила! Господи! Что же я натворила! Евпраксиньюшка, доченька, ты что же наделала! Что же наделала!

– Нехорошее это место теперь, – промолвил кто-то, – зараз! Как в церковь-то ходить, коли здесь на себя руки человек наложил.

Василиса Николаевна обняла тело Евпраксиньи и постаралась немного протащить, при этом сама боярыня не понимала, куда его надо нести. А люди стояли и смотрели. Одни подходили, другие отходили.

– Ты жива, доченька, просто ударилась больно, и Ванечка жив! Красавица ты моя, что же Господь такое посылает. Ну скажи хоть слово!

– Разойдись, православные, люди княжеские едут, разойдись!

К телу подъехали несколько всадников и тут же спешились. Боярин Демид Твердиславович подошел к боярыне Василисе Николаевне и постарался оторвать ее от тела, но та не отпускала Евпраксинью.

– Не пущу, не пущу!

– Боярыня, что за горе-то случилось! Не выдержала княжна-матушка вести о смерти княжича Федора, супруга своего любимого! Люди православные, молитесь о душе княжича Федора, княжны Евпраксиньи и княжича Иоанна!

– Это моя вина, – заголосила боярыня Василиса Николаевна, – она ко мне как к матери прибежала, а я ее к мужу выпроводила. Не ведала, что он уже на небе. Я ее убила, я убила!

Боярыня Василиса Николаевна насквозь промокла и дрожала от холода и от слез. Боярин Демид Твердиславович захотел снять шубу с княжны Евпраксиньи.

– Не смей! Не смей, она ведь замерзнет!

– Она уже на суде Господнем!

– Нет, она здесь! Она здесь! Ей холодно, она промокла! Отойди от нее.

Дождь полил как из ведра. Холодный осенний дождь быстро насквозь промочил и одежду, и коней. Плащи, в которые закутались всадники, едущие с княжичем Игорем Ингварьевичем и боярином Евпатием Львовичем, не сильно спасали.

– Боярин, надо укрытие нам от этого ливня искать, – прокричал Захар, один из спутников княжича.

– Да уж, полил проклятый, – отозвался боярин Евпатий, – такой и до завтра может не прекратиться. Будет то слабеть, то усиливаться. Только где ты здесь убежище найдешь? Разве что какой-нибудь отшельник или старец и может здесь жить!

Боярин Евпатий посмотрел на княжича, который промок насквозь, и на других людей. Надо что-то делать.

– Захар, давай разбиваем лагерь, разожжем костер и постараемся переждать дождик. Вот повезло нам!

Люди быстро спешились и остановились. Впрочем, от дождя и от ветра не спасало ничего. Кажущаяся милой полянка, на которой решили развести костер и разбить лагерь, очень быстро превратилась в настоящее грязевое болото.

Княжич Игорь Ингварьевич подошел к огню и стал греться, а боярин Евпатий Львович стал рядом с ним.

– Вот, княжич, такая вот она, дорога дальняя. Ничего предусмотреть нельзя.

– Да уж, Евпатий Львович. А ты скажи, до деревни сколько верст-то?

– Господь ведает. Ладно, Игорек, стой грейся, я пойду веток еловых нарублю, хоть постелем их, а не то, словно свиньи, в грязи спать будем.

– А мы что, тут на ночь остаемся?

Боярину Евпатию, конечно же, не хотелось оставаться здесь на ночь, но он понимал, что ехать по такой погоде – верх глупости.

– Да, Игорек, будем здесь ночевать.

– Я тогда тоже пойду с вами ветки рубить! А то ты потом меня высмеивать будешь. Скажешь, что я в сторонке стоял, пока мужи ратные трудились.

Боярин Евпатий Львович улыбнулся. Воспитанник схватывает все на лету. Главное, чтобы не заболел, а то вон ведь какая погода.

Дождь прекратился только на следующий день. Хотя сказать, что он прекратился, было бы не совсем верно. Скорее, стих и временами совсем не шел. Тогда боярин Евпатий продолжил путь к Чернигову, до которого оставалось не так уж и далеко, так как, несмотря на то что ехали неспешно, почти не делали остановок.

Княжич Игорь сильно раскашлялся.

– Чего ты, Игорек, – с небольшой тревогой в голосе спросил боярин Евпатий у своего воспитанника, – не захворал?

– Да нет, Евпатий Львович, это просто чего-то в горло попало, вот и кашляю.

Боярин Евпатий несколько успокоился, но буквально спустя минуты две-три княжич вновь стал кашлять.

– Чего, опять что-то в горло залетело? – спросил Евпатий Львович.

– Ага, все не могу отплюнуть! – ответил княжич Игорь, продолжая кашлять.

Ближе к вечеру подъехали к небольшой деревеньке. Из хат во все щели валил дым. Видимо, люди топят очаги по-черному, но что делать – надо к ним на ночлег проситься. Лучше места не найти, а опять ночевать под открытым небом нельзя, точно все заболеют.

В деревне рязанцев приняли радушно. Пустили в хаты к огню, понимая, что такие люди в долгу не остаются. Хозяин хаты, в которой расположились боярин Евпатий Львович и княжич Игорь, был человек уже немолодой, лет шестидесяти. Немощным дедом его назвать было сложно, так как в нем сохранилась еще сила, но седая борода и почти полностью седые волосы выдавали возраст.

– Ох, княжич, какие у тебя сапожки – загляденье! Я их сушить к очагу поставлю, а то ведь они у тебя насквозь промокли.

– Игорь! – грозно проговорил боярин Евпатий Львович. – Тебя где угораздило в лужу-то наступить? Я и не приметил!

– Да я не наступил, а зачерпнул, – ответил княжич, – когда ветки рубил.

– А чего не сказал-то?

Княжич раскашлялся и виновато опустил глаза.

– Ну, я тебя точно никуда с собой брать не буду. Ты ведь что, разве не понимаешь, что коли ноги промочил, то вмиг замерзнешь и заболеешь! Что молчишь!

Княжич опять прокашлялся и почесал рукой затылок, давая понять, что у него нет никакого ответа.

– Ты дитятю не ругай, – вмешалась хозяйка, немолодая женщина. Она подошла к княжичу, слегка поклонилась ему и поднесла руку ко лбу.