Охота на Чупакабру - Татьяна Рябинина

меня, наверно, всегда было что-то не в порядке с восприятием. Я плохо запоминал лица и имена, содержание книг и фильмов, вместо них возникала какая-то чувственная ассоциация. Не зря так подбило сравнение Володи с моховиком. Я думал о человеке – и всплывала яркая объемная картинка.

Так вот Яна… Когда-то очень давно у нас была дача на Истре. Даже не дача, а простой деревенский дом, без удобств. Летом я жил там с бабушкой, а когда она умерла, дом продали. Электричество часто отключали, и мы сидели вечерами на веранде с древней керосиновой лампой. Неяркий, мягкий свет – на него летели ночные мотыльки, бились о стекло, обжигая крылья.

Наверняка летевшие на ее огонек мотыльки были делом обыденным. Я вспомнил бар с имбирно-бузинным «Геннадием» и того бычару, с которым одновременно подхватили Яну за талию. Тот паучок, как и я, охотно поволок бы ее … в уголок. Но она только рассмеялась.

Оставалось лишь одно. Ее пробило так же, как и меня. С первого взгляда. Чертова физика-химия. И злилась она вовсе не на меня… то есть и на меня, конечно, но больше на себя. За этот совершенно ненужный ей интерес.

Я нажал на паузу, попав на удачный момент, вывел на полный экран и смотрел на нее.

Той ночью Яна была другой. Не такая… официальная. Живая. То колючая, как чертополох, то, наоборот, мягкая, теплая. Та ее чумовая улыбка, когда слезла с самоката. И как смотрела на меня, когда рассказывал, что было после аварии. И как прижималась ко мне, запрокинув голову, когда целовал ее…

Почему я подумал о том, что все это уже было? Нет, не так… Когда обнимаешь и целуешь женщину в первый раз, когда ложишься с ней в постель – словно пробиваешь лыжню по целине. И неважно, что кто-то там уже не раз проходил – все засыпало снегом. Кстати, сколько женщин у меня было, но ни одной девственницы. От той единственной сам отказался. Не хотел ее чувств, не хотел ответственности. Быть первым – это память на всю жизнь. А я предпочитал, чтобы случайные женщины забывали меня так же быстро, как и я их. Не хотел причинять кому-то боль.

Новая женщина – новая лыжня… Но с Яной было так, словно мои руки уже знали ее тело, до последнего изгиба, а мои губы – ее губы. Этого не могло быть, если только… если она не подходила мне идеально, как две половинки одной картинки. Словно узнал то, что предназначено именно для меня. Никогда не верил в такие вещи, но вдруг захотелось поверить. Что так бывает.

На экране ее губы замерли в тонкой полуулыбке, как у Джоконды. Студийный грим почти скрывал веснушки над ними, на щеках и на носу. Я вспомнил, как смотрел в вырез ее блузки, пытаясь угадать, насколько далеко они убегают вниз по груди. Казалось, что на солнце эта россыпь должна быть золотистой, как пыльца одуванчика. Глаза – странного цвета, неуловимого оттенка, между серым и зеленым. На висках волосы чуть светлее, в медь, и пушатся. И брови просвечивают рыжим сквозь тушь. А я еще сомневался, натуральный ли цвет. Единственная рыжая, с которой трахался, была крашеной. Но слышал, что у настоящих рыжих шерсть везде рыжая – если, конечно, не выдрана под корень.

От одной мысли об этом ниже пояса залило горячей тяжестью. Полшестого? Ну уж точно нет.

- Вадим Александрович, Старцев к вам.

Хоть и знал весь офис, что я сплю с Лилей, а политес требовалось соблюдать.

- Пусть заходит.

Покосился на монитор – там плавали золотые рыбки.

- Короче, Саныч, Серегу озадачил, а пока глянь, стоит ли в тендер влезать.

Потянувшись за распечаткой, я случайно задел мышь. Володя посмотрел на оживший монитор и хмыкнул. На его вопрос утром я так и не ответил, но то, что он увидел, само по себе было ответом.

Я честно пытался читать условия тендера на поставку металлопрофиля, но строчки разбегались. Через полчаса Володя зашел снова и положил передо мной желтый стикер.

- В общем, Саныч, ты извини, я, конечно, не в свое дело лезу. Может, тебе это на фиг не надо или уже есть. Тогда порви и выброси. Но показалось, что может пригодиться.

- Что это? – спросил я, почти не сомневаясь, чей это номер телефона.

- Яна Логинова. Личный, не рабочий.

- Откуда?

- Не пальцем деланный.

Он ушел, а я аккуратно разорвал листок пополам, потом еще раз пополам и выбросил в корзину. А потом достал обрывки, забил номер в телефон и открыл Aviasales*

*Поисковик авиабилетов.

11

Яна

Я открыла дверь, и Борис бросился в ноги. В некоторых отношениях он был собакой. Встречал у входа, но не лез башкой в сумки, как полагается нормальному коту, а выписывал восьмерки и смотрел умильно.

- Мумс, я к Саньке сбегаю, - вышел в прихожую Алекс.

- Кота кормил?

- Не верь коту…

- Он жрал, - закончила я. Этот мем был точно про Бориса. У нас даже магнит такой на холодильнике висел. – Только давай недолго. Отец, кстати, завтра за тобой заедет.

- Да, знаю, он звонил. Хорошо, а то мы в воскресенье в Кавголово с пацанами собирались. На великах.

Неожиданно для себя я обняла его крепко, уткнулась носом куда-то в ухо, чувствуя, как накипают под веками слезы.

- Мумсик, ну ты чего? – он погладил меня по голове, как маленькую.

- Ничего, иди, - я подтолкнула его к двери и вытерла глаза, только когда щелкнул замок.

Вот и еще одну старую рану разбередило. Вспоминала я об этом редко, но если уж случалось… Бывало, что по ночам просыпалась в ледяном поту и до утра не могла уснуть от мысли, что еще бы одна секунда, один сантиметр, и не было бы Алекса на свете. Особенно когда болел совсем маленьким – а болел он часто и тяжело, всегда с высокой температурой. Сидела у его кроватки, прислушивалась к дыханию и, умирая от ужаса, думала: это наказание за то, что тогда уже почти совсем решилась убить его.

Неделя после разговора с Мишкой прошла в сплошных мучениях. Нужно было сдавать хвосты в универе, а я целыми днями лежала на кровати, свернувшись комочком и глядя в одну