Гридень. Из варяг в греки - Валерий Большаков

Вставили стекла – по одному окну на клеть, протопили печки…

И вышла очень даже приличная казарма, то бишь дружинная изба. Смотришь издали и радуешься – из труб дым идет…

Казалось бы, обычный вид, но на всем пространстве от Ладоги до Киева нету ни единой трубы! Наши – первые.

И пример оказался заразителен – еще в двух дружинных избах стали трубы выводить. Я подрабатывал консультантом…

Про поляну с идолом я и думать забыл – некогда было. Весь день шуршал, как тот электровеник.

Неожиданно богатеть стал. «Стекольный король»!

Однажды, забавы ради, накрутил на стержень стеклянные «глазки», бусины из разноцветного стекла, похожие на карамельки.

А они здесь дорого стоят, и берут их нарасхват. Ими же еще и рассчитываются, как деньгами. Стоят бусины по дирхему за штуку.

Стеклодув из меня, прямо скажем, не ахти, так что стаканов и ваз от меня еще не скоро дождутся, но вот за оконное стекло уже серебром платят. А мне когда этим заниматься? Служба!

Так я деда Бажены заманил. Старый походил вокруг печи, покачал головой, поцокал языком, восхищаясь, и согласился на меня припахивать, получая четверть от прибыли. А я не против!

Тут главное, что дед – звали его Улеб – был как бы своим и ни за что не выдаст тайну стекловарения. Не дурак ведь, понимает, что богатство должно в роду остаться, а у стариков здешних родовые отношения на первом месте.

Так что серебришко у меня завелось, и золотишко перепадало. Я нанял плотников, и они выстроили хороший теплый дом в Новгороде для Бажены и Рады. Меня там всегда привечали, хоть и не каждый день я мог появиться у сестренок. И не каждую ночь оставался. Служба!

За месяц как-то все устаканилось – моя полусотня стала самой резвой и дисциплинированной в дружине. Девки со всего Городища сбегались, когда мы возвращались с учений.

Шли строем, в ногу – гррум, гррум, гррум! А голосистый Фолар затягивал:

И вся полусотня дружно подхватывает:

Плагиат, скажете? А с чего вдруг? Я же не объявляю себя автором и композитором. Значит, все по-честному.

Поначалу я хотел поменять имена в тексте, но передумал. Не знаю, проживает ли в Новгороде какая-нибудь Мария, а вот Иваны тут точно есть. Двое крестились – проезжал как-то миссионер «из греков», а одного просто так назвали. Услышали родители про имя «Иоанн» и имя Ванька дали чаду своему.

И я, когда слышу эту песню, всегда вспоминаю про «Ивана Васильевича», который меняет профессию. Про свое время родимое. Скучаю же!

Мало мне, понимаешь, чистого воздуха и чистой воды, подавай автомобили, толкотню, фаст-фуд…

Если честно, то тут, в этом мире, опасно жить. И вовсе не потому, что враги так и рыщут вокруг. Есть противник пострашнее – вирусы и бациллы.

В своем времени я поругивал очереди в районной поликлинике, а здесь очередей нет. Как и самих поликлиник.

Правда, знахари имеются. И я уже разок убедился, что это не шарлатаны какие.

Однажды я палец занозил, а он и распухни. Бажена мне говорит: «Сходи в бабке Сфандре!» Я и сходил.

И никакая это оказалась не баба-яга, а очень даже опрятная старушенция. Избушка у нее, правда, походила на жилище колдуньи – все пучками трав увешано, кореньями, в горшках всякие зелья хранятся, а на открытом очаге что-то кипело в бронзовом котелке, наверняка «импортном».

Сфандра что сделала? Окунула мой палец в какую-то коричневую жидкость, потом прочистила нарыв, наложила толченых трав, пустивших сок, и обвязала чистенькой тряпицей.

К вечеру зажило. Я тогда, помню, подумал, что не одними стеклянными да железными изделиями стоит заниматься. Надо бы как-нибудь на Белое море смотаться с княжьими людьми. Те меха взимают у туземцев – дань берут, а я тем временем морской капусты насушил бы да пережег в золу… Короче говоря, йод добыл бы. И спирт нужен – тут для меня, стеклодува-любителя, широкий простор для проб и ошибок. Реторты нужны, колбы, бутыли обычные, а пуще всего – змеевик. Без него самогон не получить. Вот такие у меня планы, у прогрессора доморощенного, демиурга недоделанного…

А вечером случилось то, к чему я совершенно не был готов.

Сидел я в дружинной за столом и прикидывал, каким макаром мне хорошую железоделательную печь соорудить. А тут дневальный заглядывает, Шихберн из десятка Мала, и говорит:

– Командир, гость к тебе…

– Проси, – говорю, вставая.

Тут дверь открывается, и входит Яшка Амосов…

От неожиданности я плюхнулся обратно на лавку.

– Ну ничего себе… Яшка!

Мы ринулись друг к дружке и сцепились так, что отроки не сразу поняли, деремся мы или радуемся встрече.

– Вы куда делись? – орал я. – Мне что тут, разорваться, что ли?

– А ты куда пропал? – вопил Яшка. – Мы тебя второй день ищем! Хоть бы записку оставил!

– Да я месяц почти ходил на ту гадскую поляну, ваши послания искал! Что, МВ сломалась?

– Ха! Починили мы бы ее, пожалуй! Нет, она-то цела, вот только нас в прошлое не выпускала. Мишка говорит, это импринтинг. «Эмвэшка» тебя первого увидела и запомнила как юзера. А нас – фиг! Сколько же мы с нею промучились… Потом только Колян догадался порыться в бумагах твоего деда. Три дня мы шерстили его библиотеку, каждый том пролистали.

– Неужто нашли чего?

– А вот представь себе! В каком-то историческом труде, не помню уже названия, на форзаце было прописано несколько строчек – чего нажимать после долгого отсутствия. Процедура долгая оказалась, мы всего неделю назад сделали перезагрузку, и сюда. Мы с Мишкой вдвоем отправились…

– Знаками с местными объяснялись?

– Ха! Третью неделю зубрим разговорник, дедом твоим записанный. Там у него все-все есть для туристов из будущего, от простых фраз вроде «Камо грядеши?»[8] до здешних мер и денег.

– Так Мишка тоже здесь?

– Да не, я один. Вчера только выспросили у кого-то в Новгороде, где такой Ингорь из волхвов, а тот не шарахнулся, как все до него, а присоветовал в Городище спросить. Я сюда, интересуюсь, а мне сразу дорогу показали! Да чего это все я? Ты-то как?

– Полусотник Ингорь Волхв, – улыбнулся я. – Повышаю обороноспособность Руси и развиваю тутошнюю экономику. Вот что, давай-ка съездим к нашим и все обсудим. А то затянулась моя разведка!