Контрольный взрывпакет, или Не сердите электрика! - Александр Скрягин

Бебут окинул взглядом кромку обрыва, обнаружил невдалеке сбегающую вниз тропинку и начал спускаться.

– Добрый день, Дима. – сказал он, подойдя.

Бывший научный сотрудник обернулся и, увидев, Ермолая, поднялся с коряги.

– Добрый день, Ермолай Николаевич! – поздоровался он, продолжая держать ружье в руке. Это была ижевская вертикалка с сильно потертым прикладом и потускневшим воронением стволов.

– Рыбалкой занимаетесь? – поинтересовался Бебут.

– Знаете, да. Товарищ приохотил. Собственно, это его снасть. – кивнул Дима в сторону самодельного удилища. – Увлекательная вещь. Вчера две приличных стерлядки поймал. Да, и сегодня одна уже есть. Неплохая добавка к обеденному столу! – заверил он таким тоном, будто сам обеденный стол был у него таков, что деликатесная стерлядка могла быть на нем лишь скромным дополнением.

Ермолай заглянул в ведро измятое так, словно им долго играли в футбол. Там, в прозрачной воде, действительно вяло шевелила плавниками и тыкалась в стенки вытянутым усатым носом небольшая стерлядка.

– А к охоте вас, Дима, тоже ваш товарищ приобщил? – спросил Ермолай.

– К охоте? Да что вы, Ермолай Николаевич! – осуждающе взглянул на майор Дима. – Охота – это же убийство! Звери же – не рыбы! Они же смотрят, когда мы в них стреляем! Они же просят нас, не убивать их. Они же удивляются нашей жестокости! Как вы могли такое подумать обо мне?

– Тогда зачем вам ружье? – взялся рукой за двойные стволы Бебут.

– Ах, это! Ну, что вы! Это – не для охоты! Это – для самообороны! Да, оно и не мое.

– А чье?

– Севино. Вот он, к сожалению, охотник! У него и документ нужный есть. Он в общество охотников каждый год очень большие деньги платит. Ему и в милиции разрешение дали. Участковый приходит каждый месяц, железный ящик проверяет, где оно лежит. Да вот он, и сам идет! – указал Дима на показавшуюся на обрыве мужскую фигуру.

Мужчина начал было спускаться по крутой глинистой тропинке вниз, но, неожиданно развернулся, с усилием взбежал вверх и исчез за краем обрыва.

– Что это с ним? – удивленно спросил Дима у Ермолая. – Вы не знаете?

– Я не знаю… – в свою очередь удивился майор.

– Может быть, он вас испугался? – предположил Дима.

– А чего ему меня бояться? Ружье, ты говоришь, у него зарегистрировано…

Бывший научный сотрудник помолчал, посмотрел себе под ноги, потом поднял глаза и решительно произнес:

– Знаете, Ермолай Николаевич, давно собирался вам сказать, но не хотел ставить вас в неловкое положение. Вас многие боятся. Это плохо. Люди не должны друг друга бояться. Но, может быть, это происходит от того, что они вас не знают. Они думают, вы – злой человек. Я вот вас знаю, и так не думаю.

– А кто же это меня боится?

– Многие. Сева, например. Вы же сами видели.

Бебут задумался.

– Дима, вот вы сказали, что ружье вам надо для самообороны… А, могу я вас спросить, от кого вы собрались обороняться?

– Понимаете, Ермолай Николаевич, – посмотрел вверх на обрыв Дима, – на город надвигаются тревожные события. Появилось много новых людей. Я им не верю. Всякое может случиться.

– Что это за люди?

– Я не знаю. Новые. Раньше их не было.

– Ясно. Но почему вы, Дима, решили, что на город надвигаются тревожные события?

– Чувствую.

– Да?

– Да. – уверенным тоном подтвердил бывший научный сотрудник.

– Понимаете, Дима, я ценю вашу уверенность, но, может быть, вы приведете в подтверждение ваших слов какие-нибудь факты? – дипломатично осведомился майор. Он давно работал с Димой и знал, как с ним нужно разговаривать. И хотя Дима не прекратил разговор, а это вполне могло быть, если бы тон собеседника ему не понравился, но все-таки успеха майор не добился.

– Чувство выше фактов. – твердо сказал Дима.

– Выше? – уточнил Ермолай.

– Да. – не допускающим сомнений тоном подтвердил Дима.

Бебут посмотрел на реку. По ней неторопливо шла самоходная баржа. Над ее низким бортом высился небольшой черный макет Уральских гор, созданный из каменного угля. От судового дизеля пахнуло теплым запахом отработанного мазута. Разбуженная баржей на береговой песок побежала закручивающаяся внутрь самой себя волна.

– Дима, позвольте взглянуть на ваше оружие? – попросил Ермолай.

Вежливый собеседник, без возражений, протянул Ермолаю двустволку.

Майор взял ее, переломил стволы и увидел в них желтые блестящие донышки охотничьих патронов.

Оставлять заряженное ружье в руках у гражданина Пилау, майор посчитал неправильным и даже опасным. Ссориться с ним, он, разумеется, тоже не хотел.

– Дима, у меня к вам просьба. Вы не могли бы одолжить мне это ружье? – обратился он к своему внештатному агенту.

– Вам? – приподнял брови Дима.

– Мне.

– Если для самообороны, то – конечно. Если для охоты, вынужден отказать. Даже не просите.

– Именно для самообороны. – заверил Бебут.

– Тогда моральных препятствий для меня нет. Только, что я скажу, Севе?

– Объясните ему, Дима, что оно было мне совершенно необходимо. Для самообороны. Скажите ему, что у меня были причины опасаться за свою жизнь. А завтра это ружье будет ему возвращено… Я остановился у Профессора. Пусть он зайдет в дом Ненарокова утречком, часиков в девять. Если он меня не застанет, я оставлю ружье у Романа Григорьевича и его предупрежу. Он отдаст его Севе лично в руки.

– Хорошо. Я Севе все объясню, Ермолай Николаевич! Я уверен, он поймет, что вам оно сейчас необходимее, чем мне. А на охоту он сегодня не собирался.

– Ну, вот и отлично. – сказал Бебут. – По-моему, Дима, у вас клюет!

– Нет, не клюет. – возразил Дима. – Это просто волна поплавок притапливает. Клюет по-другому.

Дима подошел к удилищу, качнул его рукой, внимательно посмотрел на поплавок и вернулся к Бебуту.

– Ермолай Николаевич, у меня к вам приватная просьба. – смотря майору в глаза, со значением произнес он. – Вы не могли бы оказать мне небольшую финансовую помощь? Понимаете, жизнь дорожает. Чтобы поддержать хоть сколько-нибудь достойный образ жизни, приходится идти на значительные расходы.

– Да, конечно. У меня, как раз есть небольшой излишек. – сказал Ермолай, доставая бумажник.

– Я вам искренне благодарен. – светски склонил голову Дима Пилау, беря деньги. – Вы меня очень выручили!

Он аккуратно сложил купюры вдвое и положил их в карман своей камуфлированной куртки.

Майор неторопливо выехал на центральную улицу. Она именовалась Ильинской.