Пой, молись, люби - Лина Баркли

— Но я боялся, что ты мне не поверишь, а кроме того, тех, кто сообщает дурные вести, не очень-то жалуют. Я решил, что идти напролом не слишком разумно. К тому же наши служебные отношения не способствовали разговорам по душам, — ровным голосом объяснил Зак. — Как это ни печально, но ты должна была убедиться своими собственными глазами.

— Печально? — повторила Эва, в болезненном оцепенении внимая его словам.

— Я не знал, что ты застанешь их в постели, — продолжал Зак рассудительно. — Такое даже я вряд ли мог подстроить.

— Но мог предвидеть. — Голос Эвы дрогнул. — А тот телефонный звонок?

— Устроил я.

— А человек из охраны? Я видела его тогда на улице…

— Забота о твоей безопасности. — В голосе Зака послышались едва заметные извиняющиеся интонации. — Я полагал, что ты можешь расстроиться.

— Могу? — все еще не веря своим ушам, проговорила Эва.

— Я хотел быть уверен, что с тобой все в порядке. Считал, что несу за тебя ответственность.

Выслушав чудовищное признание, которое он сделал с таким хладнокровием, она содрогнулась. Сидящий рядом с ней мужчина, ее законный супруг, подверг ее самому жуткому в ее жизни испытанию и после этого преспокойно разыграл роль доброго самаритянина и с ловкостью прирожденного дельца присвоил то, что от нее осталось. Она была потрясена до глубины души.

— Эва… ты имела право знать об их связи.

— Так пишут в газетах, когда выворачивают чью-то жизнь наизнанку на потеху публике, — с трудом выговорила она.

— Ты и так бы узнала обо всем, — угрюмо напомнил ей Зак. — Твоя кузина беременна. Она не стала бы сидеть сложа руки и наблюдать, как ты выходишь замуж за отца ее ребенка.

Она замотала головой в яростном протесте.

— Это ничего не значит!

Эву охватило мучительное осознание того, что ее предали. Опять предали! Второй раз за этот месяц она поняла, насколько неспособна разбираться в людях. Она доверилась Заку! Но если убрать доверие, что же у нее оставалось?

— Ты взял на себя право распоряжаться моей жизнью!

Она внезапно поняла, почему Трой сказал, что чувствует себя пешкой в чужой игре. Как невыносимо знать, что тобой все время манипулировали! Она почувствовала себя ничтожной, бессильной. Но больнее всего было оттого, что она так слепо возвела на пьедестал Зака Сфаэлоса, открыла ему свою душу, испытывала к нему благодарность за терпение и понимание, проявленные в тот ужасный день.

— Я собирался со временем рассказать тебе правду.

— Может быть, и никогда…

— Дорогая, он недостоин тебя.

— А ты достоин? Должно быть, ты получил удовольствие, впервые за всю свою жизнь разыграв добренького шефа! — воскликнула Эва. — Все это было одно притворство, и ничего настоящего!

— Я сочувствовал тебе.

— Не верю! — отрезала Эва, и на ее глазах выступили слезы. — Как ты, наверное, радовался, когда все вышло по-твоему! Я даже вернулась на работу, чтобы облегчить тебе дело… напилась и упала тебе в руки, как перезрелая слива. — Ее дрожащий голос прервался, и она поспешно отвернулась. — Я ненавижу тебя… я никогда не прощу тебе этого!

У здания аэровокзала она с трудом выбралась из лимузина, изо всех сил сдерживая слезы. Ей, никогда раньше не плакавшей, хотелось броситься ничком на землю и зарыдать! Когда Зак попробовал взять ее за руку, она отшатнулась, осознав, что, помимо желания заплакать, ей хочется наброситься на него с кулаками. Никогда прежде ей не приходилось испытывать такой ярости.

Как только собственный самолет Сфаэлоса оторвался от земли, Эва отстегнула ремни и направилась в хвостовой салон. Зак с мрачным лицом последовал за ней.

— Нам надо поговорить.

— Трой тоже просил меня об этом, тут-то мне бы и послушать его, правда? — бросила ему Эва в отчаянии. — Может, он уже тогда подозревал? Может, мы могли бы догадаться, что тут не обошлось без провокации!

— Уже немного поздно… Мы муж и жена.

— Это уж точно не входило в твои первоначальные планы, — сказала Эва с горечью. В голове у нее гудело, казалось, та вот-вот лопнет. — Ты собирался захватить меня врасплох и уговорить лечь с тобой в постель… но я и тут помогла тебе, да? Это я затащила тебя туда!

— Эва, не надо… Все было не так.

— Я знаю, как все было, я присутствовала при этом! — истерично выкрикнула она. — Ты был готов разрушить мою будущую жизнь с человеком, которого я любила, ради жалкой интрижки! А если бы я оказалась настолько глупа и согласилась, то оказалась бы сейчас обладательницей букета из двадцати четырех роз и бриллиантового браслета. Еще одна отставная любовница Зака Сфаэлоса, еще один объект для насмешек бульварной прессы.

— Я предложил тебе стать моей женой.

Зак скрипнул зубами, его высокие скулы покрылись пятнами.

— Ох, какая я счастливица! Выиграла в лотерею настоящего героя. Ты обманул и предал меня, а жениться предложил потому, что до тебя дошло наконец в твоем безграничном эгоизме, что только так ты сможешь меня получить.

— Если уж мы опустились до подобного разговора, — произнес, сверкнув глазами, Зак, — я хочу напомнить, что уже имел это исключительное удовольствие к тому моменту, когда делал тебе предложение.

Эва побледнела и резко отпрянула от него: желание нанести ответный удар прямо-таки жгло ее изнутри.

— Что ж, на этот раз ты заключил не особенно выгодную сделку! Ты получил жену, которая до сих пор влюблена в другого! Значит, можно считать, что мы в расчете, — едко проговорила она, мстя за оскорбленную гордость.

Но ответом на ее слова был лишь мягкий щелчок закрывшейся двери. С губ Эвы сорвалось сдавленное рыдание. Она бросилась на встроенную в боковую стену кровать и уткнулась лицом в мягкую подушку. Ее сердце разрывалось на части, и она дала волю слезам. Впервые за много лет суровая самодисциплина оказалась не в силах помочь ей сдержаться.

Как мог Зак поступить с ней подобным образом? Как мог с таким хладнокровием признаться в низком, непозволительном вмешательстве в ее жизнь? Разве он не понял, что это вдребезги разбило хрупкий фундамент их отношений? И в душе у нее не осталось ничего, кроме ненависти и горького раскаяния.

Эва постепенно выплывала из сна, разбуженная непривычными звуками. Где-то рядом раздались быстрые, уверенные шаги, мелодично звякнул фарфор, затем послышался шум раздвигаемой портьеры. Солнечный луч упал на ее сонное лицо, и она открыла глаза.

— Доброе утро, — по-гречески произнесла пожилая женщина и с улыбкой протянула ей атласный пеньюар.

Эва резко села, и женщина проворно взбила подушки за ее спиной и опустила рядом поднос.

Греция… Она была в Греции, на чудесной белоснежной вилле, которой семья Сфаэлос владела уже много десятилетий.