Стая - Франк Шетцинг

Он огляделся.

Над близким побережьем всходило солнце. Лёгкая дымка висела между гор. Гладкое море посинело.

Никаких китов.

Эневек толчком выдохнул воздух. Только теперь он заметил, что сердце его бешено колотится. Он убрал камеру в сумку, снова взял в руки бинокль, но передумал. Его новые друзья не могли уйти далеко. Он достал магнитофон, надел наушники и медленно опустил в воду гидрофон. Подводные микрофоны были так чувствительны, что записывали звук ещё поднимающихся пузырьков воздуха. В наушниках что-то шумело, плюхало и гремело, но ничто не указывало на китов. Эневек замер в ожидании их характерных звуков, но всё было спокойно.

В конце концов он вынул гидрофон из воды.

Через некоторое время он увидел вдали несколько фонтанчиков. Этим всё и ограничилось. Пора было возвращаться.

На полпути в Тофино он представил себе, как бы отреагировали на такой спектакль туристы. О нём только и было бы разговоров. Дрессированные киты! От вопросов не было бы отбоя.

Фантастика!

Немного даже чересчур фантастично.

23 марта

Тронхейм, Норвегия

Звонок вырвал Сигура Йохансона из сна. Он попытался нащупать будильник, но тут ему стало ясно, что звонит телефон. Протирая глаза и бормоча проклятия, он сел в кровати. Координация была нарушена, голова закружилась, и он опять повалился в постель.

Что же с ним было вчера вечером? Кажется, они напились с коллегами. Были там и студенты. А началось всё с того, что они отправились поужинать в ресторан, перестроенный из склада неподалёку от старого городского моста. Там подавали деликатесные рыбные блюда и хорошие вина. Даже очень хорошие, насколько он мог припомнить. Они сидели у окна и любовались рекой. Кто-то рассказывал анекдоты. Потом Йохансон со своим патроном спустились в винный погреб, чтобы осмотреть тамошние сокровища…

Йохансон вздохнул.

Мне пятьдесят шесть, подумал он, выкарабкиваясь из постели и на сей раз закрепившись в вертикальном положении. Мне больше не следует так поступать. Нет, неправильно. Мне можно так поступать, но никто не должен мне после этого звонить в такую ранъ.

Телефон не умолкал. Какая настойчивость! Преувеличенно кряхтя и охая, хотя тут не было никого, кто мог бы его пожалеть, он встал на ноги и, пошатываясь, двинулся в гостиную. Нет ли у него сегодня лекций? Эта мысль ударила его словно обухом по голове. Ужас! Стоять перед аудиторией и выглядеть на все свои годы, не имея сил оторвать подбородок от груди. Разговаривать с воротничком своей рубашки, насколько ему вообще позволит неповоротливый язык. В настоящую минуту он у него порос во рту шерстью и отвергал всё, связанное с артикуляцией.

Когда он наконец снял трубку, ему вдруг пришло в голову, что сегодня суббота. Настроение разом улучшилось.

— Йохансон, — назвался он на удивление чётко.

— Боже мой, тебя не добудишься, — сказала Тина Лунд. Йохансон закатил глаза и опустился в кресло.

— Который час?

— Половина седьмого. А что?

— Но ведь суббота же.

— Я знаю. Ты что, занят? Какой-то у тебя нерадостный голос.

— А чему радоваться? Чего ты от меня хочешь в такую, кстати сказать, немыслимую рань?

Лунд захихикала.

— Хочу тебя уговорить приехать сейчас в Тыхольт.

— В институт? Зачем, ради всего святого?

— Я подумала, хорошо бы вместе позавтракать. Каре на несколько дней приехал в Тронхейм, он был бы рад тебя видеть. — Она сделала небольшую паузу. — Кроме того, я хочу услышать твоё мнение об одной вещи.

— О какой?

— Не по телефону. Приедешь?

— Дай мне час времени, — сказал Йохансон и зевнул так, что испугался за свою челюсть. — Нет, дай мне два. Мне ещё нужно заехать в университет. Вдруг пришло что-нибудь ещё про твоих червей.

— Это было бы кстати. Хорошо, сделай всё, что считаешь нужным, только поторопись.

— Договорились!

Он залез под душ, всё ещё мучимый приступами головокружения. После четверти часа основательного плескания и отфыркивания он постепенно начал чувствовать себя свежее. Настоящего похмелья вино не оставило. Скорее, оно добавило ему сенсорики: в зеркале он видел себя удвоенным. Оставалось под вопросом, сможет ли он в таком состоянии вести машину.

Сейчас он это выяснит.

Снаружи было тепло и солнечно. Тронхейм проводил генеральную репетицию весны. Остатки снега стаяли. Йохансон заметил, что этот день начинает нравиться ему всё больше. Ему вдруг понравилось даже то, что Лунд разбудила его. Он начал насвистывать Вивальди, и это ещё больше улучшило его настроение. В выходные НТНУ был официально закрыт, но этому мало кто придавал значение. Точнее, это было лучшее время просмотреть почту и спокойно поработать.

Йохансон подошёл к почтовым ячейкам и обнаружил в своём ящике толстый конверт. Письмо было из франкфуртского Зенкенбергского музея. Наверняка оно содержало лабораторно-техническое заключение, которого так страстно ждала Лунд. Он взял его, не вскрывая, вышел из здания и поехал в Тыхольт.

«Маринтек» — технический институт проблем моря — был тесно связан с НТНУ, «Синтефом» и исследовательским центром «Статойла». Наряду с различными моделирующими устройствами и волновым туннелем здесь был самый большой в мире бассейн с морской водой, предназначенный для исследовательских целей. Каждое плавающее сооружение Норвегии проходило в виде модели испытание в этом бассейне длиной восемьдесят и глубиной десять метров. Здесь имитировались ветер и течения любой силы, а две волноообразующие установки создавали мини-бури с высотой волн до одного метра. Йохансон решил, что Лунд испытывает здесь подводную фабрику, которая должна быть установлена на материковом склоне.

И он действительно нашёл её в зале бассейна, где она стояла с группой сотрудников, о чём-то споря. Странная картинка предстала его взору. В зелёной воде среди буровых платформ игрушечного формата плавали аквалангисты, мини-танкеры покачивались между персоналом в гребных лодках. Всё это представляло смесь из лаборатории, магазина игрушек и лодочной станции.

Лунд увидела его, прервала разговор и направилась к нему, обходя бассейн. Как обычно, она почти бежала.

— Что же ты не взяла лодку? — спросил Йохансон.

— Тут тебе не пруд, — ответила она. — Всё должно быть скоординировано. Если я тут проплыву, сотни рабочих-нефтяников лишатся жизни из-за цунами, и я буду виновата.

Она поцеловала его в щёку.

— Ты колючий.

— Все бородатые мужчины колючие. Скажи спасибо, что Каре бреется, иначе у тебя не было бы никаких оснований предпочесть его. Над чем вы тут работаете? Над вашей подводной фабрикой?

— Насколько позволяют условия. Тысячу метров морской глубины мы можем смоделировать в бассейне, а вот глубже уже начинаются погрешности.