Стая - Франк Шетцинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто тебя впустил сюда, Джек? Не иначе Великий Маниту?
Грейвольф расплылся в улыбке.
— Спецразрешение, — сказал он.
— Да? И давно?
— С тех пор, как поступило папское распоряжение дать вам по рукам. Успокойся, Леон, я вошёл вместе со всеми, уже пять минут, как аквариум открыли.
Эневек растерянно глянул на часы. Грейвольф был прав. Он просто забыл со своими белухами про время.
— Надеюсь, это случайная встреча, — сказал он.
— Не совсем.
— Значит, ты пришёл ко мне? — Эневек медленно двинулся прочь, и Грейвольф последовал за ним. По аквариуму прогуливались первые посетители. — Чем могу служить?
— Ты сам знаешь, чем можешь служить.
— Старая песня?
— Присоединяйся к нам.
— Забудь об этом.
— Давай, Леон, ведь ты же наш. Тебе ли обслуживать кучу придурков, которые приезжают специально, чтобы пофотографировать китов.
— Не это главное.
— Люди тебя слушают. Если ты официально выступишь против наблюдения китов, дискуссия приобретёт совсем иной вес. Ты бы нам очень пригодился.
Эневек остановился и испытующе посмотрел в глаза Грейвольфа.
— Ещё бы. Я бы вам пригодился. Но я сам выбираю, с кем мне по пути.
— Вот с этими! — Грейвольф кивнул в сторону бассейна с белухами. — Да меня тошнит, когда я вижу тебя здесь, с пленными! Вы их поймали и мучаете, ведь это для них всё равно что убийство в рассрочку.
— Ты что, вегетарианец?
— Чего-чего? — Грейвольф растерянно моргал.
— И ещё ответь мне, с кого ты стянул шкуру для своей куртки?
Он зашагал дальше. Грейвольф какое-то время озадаченно стоял, потом догнал Эневека.
— Это же разные вещи. Индейцы всегда жили в согласии с природой. Из шкур животных они…
— Избавь меня от своих поучений.
— Но это так.
— Хочешь, я скажу, в чём твоя проблема, Джек? Точнее, две проблемы. Первая — ты рядишься в шкуру защитника природы, хотя на самом деле ведёшь войну за индейцев, которые давно уже устроили свои дела и без тебя. Вторая твоя проблема — ты не настоящий индеец.
Грейвольф побледнел. Эневек знал, что его собеседник уже несколько раз представал перед судом за членовредительство. Он спросил себя, много ли нужно, чтобы вывести этого громилу из себя. Одного шлепка Грейвольфа хватило бы, чтобы надолго закончить любую дискуссию.
— Что за чушь ты несёшь, Леон?
— Ты полукровка, — сказал Эневек. Он остановился у бассейна с морскими выдрами и смотрел, как их тёмные тела торпедами носятся в воде. — Даже и того нет. Ты такой же индеец, как сибирский медведь. Твоя проблема, что ты не знаешь, кто ты такой; ты не можешь найти себе место, тебе кажется, будто ты со своей природозащитной вознёй можешь кому-то помешать. Уволь меня от этого.
Грейвольф сощурился на солнце:
— Почему я не слышу слов? Слышу только грохот, как будто вывалили тачку щебёнки на железный лист.
— Ой, как страшно!
— К чёрту, нам ли с тобой враждовать! Так ли уж много я от тебя хочу? Всего лишь поддержки!
— Я не могу тебя поддержать.
— Смотри, я не враг тебе, я и пришёл-то лишь для того, чтобы предупредить тебя об одной нашей акции. Хотя я не должен был этого делать.
Эневек насторожился.
— Что вы там опять затеваете?
— Акция называется наблюдение туристов, — Грейвольф громко рассмеялся. Его белые зубы блеснули, как слоновая кость.
— И что это значит?
— Ну, мы выйдем в море и будем фотографировать твоих туристов. Мы будем показывать на них пальцем, ахать, подъезжать вплотную и пытаться их потрогать. Чтобы они получили представление о том, как чувствуют себя киты.
— Я могу это предотвратить.
— Не можешь, у нас свободная страна. Никто не может нам предписывать, куда нам плыть на наших лодках. Понятно? Акция уже подготовлена, дело решённое, но если ты пойдёшь нам навстречу, я подумаю о том, чтобы приостановить её.
Эневек посмотрел на него, потом отвернулся и пошёл дальше.
— Китов всё равно нет, — сказал он.
— Это вы их разогнали.
— Ничего подобного.
— Ах, конечно, человек ни в чём не виноват. Вся вина на глупых животных. Нечего плавать среди летающих гарпунов или позировать фотографам. Но я слышал, они снова появились. Вроде бы видели уже нескольких горбачей.
— Всего несколько.
— Скоро конец вашему бизнесу. Ты хочешь, чтобы мы ещё больше снизили ваши прибыли?
— Фиг тебе, Джек.
— Ну смотри, это мое последнее предложение.
— Это успокаивает.
— Чёрт возьми, Леон! Ну хоть где-нибудь замолви за нас словечко! Нам нужны деньги. Ведь мы живём на пожертвования. Леон! Остановись же. Ведь дело благое, неужто ты этого не понимаешь? Ведь мы оба хотим одного.
— Нет, мы хотим разного. Пока, Джек.
Эневек ускорил шаг. Он бы с удовольствием побежал, но не хотел оставить у Грейвольфа впечатление, что убегает от него.
— Ты подлец! — крикнул тот вдогонку.
Эневек не ответил. Миновав дельфинарий, он направился к выходу.
— Леон, а знаешь, в чём твоя проблема? Может, я и не настоящий индеец, но зато ты — индеец!
— Я не индеец, — пробормотал Эневек.
— Ах, извини! — крикнул Грейвольф, как будто услышал его. — Ты же у нас нечто особенное. Только почему же ты тогда не там, откуда ты и где ты нужнее всего?
— Гад, — прошипел Эневек. Он кипел от ярости. Сперва эта строптивая коза, потом Джек Грейвольф. А так хорошо начинался день — успешным тестом.
Не там, откуда ты…
Что позволяет себе эта безмозглая гора мускулов? Как он смеет попрекать его происхождением?
Где ты нужнее всего!
— Я там, где я нужнее всего, — рявкнул Эневек.
Женщина, проходившая мимо, испуганно взглянула на него. Эневек оглянулся. Он стоял на улице. Всё ещё дрожа от гнева, он шагнул к своей машине, поехал к пристани и на пароме переправился назад на остров Ванкувер.
На следующий день он проснулся рано. В шесть он уже не мог спать, несколько минут смотрел в низкий потолок над своей койкой и решил пойти на станцию.
Над горизонтом светились розовые облака. Светало. В зеркальной глади воды отражались окрестные горы, дома на сваях и лодки. Через несколько часов появятся первые туристы. Эневек прошёл в конец причала к своему катеру, облокотился о деревянные перила и некоторое время смотрел вдаль. Он любил эти мирные часы, когда природа просыпалась раньше человека. Никто не действовал на нервы. Такие люди, как невыносимая Стринджер, ещё валялись, посапывая, в постели. Наверное, и Алиса Делавэр ещё спала мирным сном невежды.