Грабеж – дело тонкое - Вячеслав Денисов

Здоровяк, изо всех сил стараясь сдерживать себя от срыва, пытался сделать укол в середину совести тщедушного.

– Слушай, урод, как ты можешь обманывать человека, который тебе поверил?

– А как я могу, по-твоему, обманывать людей, которые мне не верят? Слушай, наши будущие сроки прямо пропорциональны нашим весовым категориям. Я же не прошу много. Пятьсот долларов за молчание – не такая уж большая сумма...

Мужчина повернул лицо к ветру и прошептал:

– Ах ты, сучонок... Убалбесить тебя здесь, что ли?..

– Что говоришь?

– Я говорю, что согласен.

Хиляк свое дело сделал четко. И теперь, вместо того, чтобы достойно получить вознаграждение и забыть о существовании заказчика, он занялся банальным вымогательством. Сейчас он просит пятьсот долларов. Завтра, когда они закончатся, он придет еще за пятьюстами, а через неделю придет еще. Это будет продолжаться до тех пор, пока в живых не останется либо один дебитор, либо один кредитор. В этот процесс еще может вмешаться милиция, но это как раз тот случай, когда ее посреднического участия не желают ни первый, ни второй. Законы шантажа одинаково неприятны для обеих сторон, однако они существуют и реализуются на практике вот уже несколько тысячелетий. Закон есть закон. Когда человек пьян и падает, он ругает не закон гравитации, а количество выпитого. Так же и здесь. Крепкий мужчина стоял, подставив лицо ночному майскому ветерку, и не казнил себя за излишнюю доверчивость к людям. Он никогда никому не доверял, и выбор на этого негодяя пал по необходимости. Не было выбора. И сейчас приходилось пожинать плоды того момента, когда судьба, учуяв его слабость и беспомощность, подставила ему в помощники этого хлипкого, но цепкого вымогателя.

– Договорились. Пятьсот завтра в это же время.

– Хотелось бы сейчас...

– А мне сейчас хотелось бы тебя задавить. Однако обстоятельства не позволяют мне этого сделать. Я не захватил с собой ни резиновых перчаток, ни спирта, чтобы потом продезинфицировать одежду. Завтра, ладно? Кстати, отдай газ.

– Договорились.

В руку крепкому мужчине лег маленький баллончик, похожий на милицейскую «черемуху».

Человек с веснушчатым лицом развернулся и пошел прочь. Теперь ему было ясно, что денег не будет. Зато до завтрашней ночи, целых двадцать четыре часа этот бугай не станет искать его, чтобы добить как лишнего свидетеля. Все очень просто.

Но он ошибся. Крепкий молодой мужчина, пришедший к нему на встречу, не планировал его устранения ни в последующие дни, ни в предыдущие. Даже сейчас он не мог позволить себе рассердиться и выплеснуть на вымогателя свою ярость. Нельзя. Это должны будут за него сделать другие люди. А в том, что они скоро начнут искать его, здоровяк не сомневался. Лично он, на месте тех, поискал бы. А когда найдут, кто ему поверит? Он идиот. Его в зону-то отправить даже нельзя...

Перебросившись фразами приветствия со Струге, Павел Максимович поднялся по лестнице и вошел в свой кабинет. Не успел он раздеться и бросить куртку на вешалку в углу, как дверь без стука распахнулась и вошел Кислицын.

– Привет, Паша!

– Доброе утро, – не поворачиваясь, ответил молодой судья. Такое приветствие обманчиво. Оно не объясняет, как ты обратился к собеседнику. На «ты» или на «вы».

А Кислицын на ходу достал сигареты и по-хозяйски сел к столу Левенца. Он походил на человека, который без разрешения вошел в дом и уселся к столу без приглашения.

– Игорь Пантелеевич, я сам не курю и вас попрошу не дымить, – сказал Левенец. – От Николаева мне уже внушение за ваше курение было.

Кислицын покривился, но сигареты спрятал. Такое изменение в стане недавнего союзника было для него неожиданностью. Ему хотелось поговорить совсем на другие темы, однако такой демарш Левенца позволил лишь задать вопрос, как у того дела.

– Дела нормально, – объяснил Паша. – Сегодня их два. У вас что-нибудь конкретное?

Теперь это выглядело уже как вызов. Кислицын был уязвлен.

– Что-то случилось, Паша? – спросил он, все еще надеясь на то, что этой ночью Паше попалась неуступчивая дама.

– Ничего. – Левенец поднял глаза на Кислицына. – А почему вы спрашиваете?

– Потому что с тех пор, как вы стали общаться со Струге, вы стали странно себя вести.

Не поднимая глаз, Левенец заметил:

– Антон Павлович помогает мне толковыми советами. Разве это плохо, когда молодой судья советуется с опытным?

– Отнюдь. Просто мне казалось, что служебные отношения со мной у вас ближе, чем с судьей Струге.

– Мои служебные отношения ровны абсолютно со всеми моими коллегами. – Павел Максимович улыбнулся. – Вам сейчас не показалось, что вы пытаетесь вмешаться в чужие дела? Я общаюсь с кем хочу и когда хочу, если это не противоречит моим убеждениям. А если по-простому, то... То Струге никогда не курит в чужих кабинетах, чтобы на его рабочем месте запаха не оставалось. Он курит только в своем, чтобы потом получить за это заслуженный нагоняй.

Игорь Пантелеевич повел бровями и упер взгляд в пол.

– Понимаете, Павел... Максимович... Вы очень плохо знаете Антона Павловича, поэтому, когда вы окажетесь в роли человека, попавшего в тяжелые обстоятельства, Струге тут же повернется к вам спиной. Об этом я говорил вам и в первую нашу встречу. Я не хочу вбить между вами клин. – Кислицын усмехнулся: – Сами подумайте, зачем мне это нужно? Он уже давал вам советы, от следования которым отшатнется любой нормальный судья? Наверняка давал, да? Когда у вас возникли трудности, он тут же посоветовал вам нарушить закон и добиться своего вопреки писаным правилам, верно?

Левенец поднял глаза на Кислицына.

– Может быть, имеет смысл позвать сюда Антона Павловича? Мне очень хочется посмотреть, как он ужом будет вертеться под вашими справедливыми обвинениями.

Наверное, Левенец угадал. Это была как раз та фраза, которая заставила Кислицына пожелать молодому судье удачи, посмотреть на часы, ахнуть о том, что засиделся, и выйти вон.

Игорь Пантелеевич шел по коридору к своему кабинету и чувствовал, как дергается веко. Ему хотелось выплеснуть наружу тот ядовитый обрат, что скопился в нем после этого разговора, но он терпел и улыбался тем, кто шел навстречу. Судье негоже иметь хмурое лицо или выметать сор из избы своей души в общественном месте.

Спокойно войдя в кабинет, он мгновенно изменился. Цыкнув на секретаря так, что та осела за столом, он подошел к телефону и попросил девушку оставить его одного. Секретарю всегда есть что делать, поэтому та, зажав под мышкой несколько нужных ей папок, поспешила покинуть помещение.

Игорь Пантелеевич был из тех судей, кто считал себя обделенным вниманием руководства и терпящим несправедливость из-за отдельных личностей. Прежде всего Струге. Чтобы объяснить этот парадокс при условии того, что служебные пути Антона Павловича и Игоря Пантелеевича не пересекались никогда в жизни, нужно знать две вещи. Первое: чтобы привлечь к себе внимание, заинтересовать и обеспечить гать для перехода в областной суд, в кассационную инстанцию, куда, собственно, Кислицын и стремился, нужны положительные факты работы в Центральном суде. Обеспечить внимание к своей персоне председателя Совета судей, председателя квалификационной коллегии, заместителей Лукина... Этой масштабной работы можно было бы избежать, заинтересовав всего одного человека вместо десятка. Непосредственно Лукина Игоря Матвеевича.