Зов черного сердца - Александр Белов

Только не в тот день!

Дома первым делом она выбросила в мусорное ведро испорченное нижнее белье и забралась в ванну.

Стало только хуже.

Ингу бросало в жар, тянуло низ живота, и, решив, что умирает, она заколотила в соседскую дверь. Там жила мамина сослуживица с сыном Денисом. Инга с Денисом были одного возраста, но не дружили, только здоровались, сталкиваясь у лифта.

Дверь открылась быстро, на пороге стояла тетя Наташа, и Инга торопливо рассказала ей о приключившемся.

– Мать у тебя совсем дура! – Она сразу поняла, что произошло. – Возвращайся домой и ложись в постель. Дверь не запирай, я приду минут через десять.

Инга выполнила все в точности и вскоре услышала шаги. Это была соседка. Она присела на край дивана, где, завернувшись в одеяло, уже лежала Инга. Теперь ее колотило от озноба. Тетя Наташа положила ей на лоб руку, не пытаясь скрывать беспокойство.

В общем вышло так, что о некоторых особенностях женского организма Инга узнала от постороннего человека. Мама отчего-то не озаботилась провести с ней ликбез.

– Так теперь будет каждый месяц? – запинаясь и краснея, спрашивала Инга. – Я правда не умру?

– От этого еще никто не умирал, детка. – Тетя Наташа гладила ее по голове, и ощущения от нехитрой ласки очень нравились Инге, она будто котенок подныривала под теплую ладошку, терлась об нее. – Зачем тебя так коротко стригут? У тебя красивые волосы, и длинная прическа тебе бы очень подошла.

Инга не знала зачем, но раз в месяц ее водили в парикмахерскую, где мать требовала сделать ей стрижку под мальчика. Мастера возмущались, высказываясь примерно как тетя Наташа, но мать оставалась непреклонна. Любые расспросы она обрывала, выдвигая один и тот же аргумент:

– Девочка занимается плаванием, и длинные волосы будут мешать.

Инга не спорила, принимая правоту матери, но все чаще замечала сочувствие на лицах окружающих ее людей.

Она заснула под тихий, успокаивающий голос соседки. Разбудила ее мама. Она была зла за самовольный уход дочери с занятий по плаванию.

– Даже не предупредила никого! Я вообще думала, что ты утонула!

– Мам, у меня случилось кое-что, – лепетала Инга. У нее никак не получалось выговорить новое длинное слово, услышанное от соседки. И вообще оно казалось ей почти неприличным. Не зря мать ни разу не произносила его при ней.

– Это у меня едва не случился инфаркт от твоей выходки! Мне назначили встречу сегодня, пока буду собираться, у тебя есть возможность объясниться. Зря я тебя не лупила!

Потом была сережка с жемчужиной, не желавшая цепляться за ухо, решение надеть клипсы, презрительно названные стариковскими и стремительное бегство матери. Откуда взялось именно такое сравнение, стало понятно позже. У подъезда мать встретила тетя Наташа и все ей рассказала. Только Инга об их разговоре ничего не знала, вот и боялась, пыталась намекнуть, показать.

В бассейн на следующий день она все равно пошла. Тренер велел сидеть на лавке и не соваться в воду, пока другие отрабатывали новый стиль гребли.

Зачем она приблизилась к краю бортика и кто ее толкнул, осталось невыясненным. Инга помнила яркую вспышку боли, которая оборвалась внезапно, погружая ее в мокрую темноту.

Пришла в себя от сильного кашля. Хлорированная вода раздирала горло, вырывалась наружу, стекала по щекам и шее.

– Перовская, ты как в воде оказалась? И чего не выплывала?

Над ней склонился тренер. Его футболка потемнела и прилипла к телу. Инга почему-то подумала, что свисток теперь придется выбросить, он ведь тоже намок.

– Тренер, кто рядом с вами? – Она подняла отяжелевшую руку, указывая за его спину.

– Не чуди, Перовская, – озабоченно произнес он, – мы с тобой здесь одни. «Скорую» вызвали, потерпи немного.

– Но как же…

Она еще многое хотела сказать, когда мужчина, стоявший позади тренера, приложил палец к губам и стал медленно отступать. Точнее, Инге так показалось, будто он отступает. На самом деле он не касался босыми ногами пола, паря над плиткой в нескольких сантиметрах. Вскрикнув, она потеряла сознание и очнулась уже в больничной палате, где провела целую неделю.

После выписки она никому не рассказывала, как ночью к ней приходила девочка из соседней палаты и молча стояла у кровати, показывая на горло: два дня назад той провели операцию на щитовидной железе, из-за чего говорить она не могла, а потом Инга узнала, что еще накануне вечером соседка скончалась от внезапно оторвавшегося тромба.

Инга много чего видела теперь, но никак не могла понять, откуда что взялось и как с такими умениями жить дальше.

В бассейн она больше не вернулась. Руководство испугалось последствий и в ультимативной форме попросило мать забрать дочь из группы.

Маленький провинциальный городок не мог похвастать наличием большого количества спортивных кружков, и Инга впервые оказалась предоставлена сама себе.

Мать начала прикладываться к бутылке, с каждым разом увеличивая дозы спиртного. Инга даже убегала из дома, не выдерживая ее запоев. Ведь в такие дни мать снова и снова обвиняла ее во всем, грозилась сдать в интернат.

– Из-за тебя моя жизнь пошла под откос! Разве я многого требовала? Просто быть хорошей дочерью и больше ничего. Неблагодарная дрянь!

Инга все ждала, что мать ее ударит, хотя и понимала, что такого не произойдет никогда. Просто знала и все. Она много чего теперь знала вот так – просто.

И видела многое, но по-прежнему ни с кем не делилась, даже с тетей Наташей, пусть та и была к ней очень добра.

Инга считала себя виновной в происходящем. Она пыталась разговаривать с матерью, неустанно просила у нее прощения, стоя на коленях. Бесполезно. Запои продолжались, перерывы между ними сокращались.

Инга наказывала себя, продолжая уже самостоятельно каждый месяц в один и тот же день ходить в парикмахерскую, где ее больше не пытались отговаривать. Она видела благодарность в мутных глазах матери, что приносило ей самой короткое облегчение, как необходимый глоток воздуха во время заплыва брассом.

Вся ее жизнь теперь была таким бесконечным заплывом, во время которого она еще и тащила на себе другого человека.

Инга почти перестала выходить из дома. Она стыдилась своего внешнего вида. Мать пропивала почти все, что удавалось заработать, денег едва хватало на еду и школьные принадлежности. Ни о каких обновках в одежде не могло быть и речи. Тетя Наташа пыталась помочь, но все, что могла, отдавать ей вещи сына.

– Милая, я бы с радостью, но вот, – протягивая очередной пакет, женщина будто извинялась перед ней, и вокруг головы соседки появлялось золотистое свечение. Такое Инга видела только в церкви на иконах.

Инга благодарила, а после засиживалась ночами, перешивая мужскую одежду, пытаясь придать ей хоть сколько-нибудь женственные черты. Шить она училась по старым журналам, не бог весть откуда взявшимся и пылящимся на антресолях. Память подбрасывала обрывки воспоминаний, там строгая, но чистая и опрятная мать хвастала перед подругами нарядами, а на все вопросы, где покупала, демонстрировала собственные руки.