Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Последовало долгое молчание, пока наконец не заговорил Рем:

– Как и Потиций, я принимаю эту идею не без оговорок. Но с одним не могу не согласиться: признание меня и Ромула отпрысками царского рода избавило бы нас от множества возможных затруднений, как сейчас, вроде раздоров с Альбой, так и в будущем, когда непременно найдутся те, кто позавидует нашему богатству или влиянию.

Ромул положил руку на плечо Рема и улыбнулся:

– Мой брат мудрейший из людей. А ты, Потиций, самый умный.

Пинарий ухмыльнулся:

– И как же нам повезло, что сегодня мы имеем счастье приветствовать нашего умного и преданного друга после долгого отсутствия.

Он устремил на молодого прорицателя взгляд, исполненный такой приязни, что если у Потиция и были какие-то сомнения и опасения, то все они исчезли, как утренняя дымка над Тибром исчезает с восходом солнца.

В последующие месяцы близнецы продолжали закреплять свой успех в Альбе. В пределах нескольких дней пути от Рима было немало поселений, власть над которыми находилась в руках богатых, могущественных людей, окружавших себя воинами, именовавших себя царями и норовивших прибрать к рукам соседей.

Ромул и Рем раз за разом находили причины для споров, поочередно бросали этим царям вызов, побеждали их, присваивали их богатства и уцелевших воинов. Близнецы были свирепыми и бесстрашными бойцами, а по мере того как с ростом количества побед за ними все прочнее утверждалась репутация неодолимых, люди все охотнее верили в то, что они и впрямь отпрыски бога войны Маворса.

Кроме того, слава об их подвигах разносилась все шире, привлекая искателей военной удачи из все более дальних краев. Все чаще и чаще на торжище у реки осведомлялись о братьях не мирные торговцы или поденщики, а люди совсем другого рода. Мускулистые, покрытые шрамами наемники приходили вооруженные, снаряженные шлемами или отдельными частями доспехов. Были люди, которые являлись в лохмотьях, с бегающими глазами и не распинались насчет своих планов. И конечно, полно было простодушных, восторженных юнцов, привлеченных рассказами о легендарной удаче братьев.

– Во что превратился наш Рим, – сетовал Потиций. – Я помню время, когда можно было обойти все Семь холмов и не встретить человека, которого ты бы не знал по имени. Каждый знал о каждом все – его предков, его родню, почитаемых в его доме богов. Любая местная семья проживала здесь не одно поколение. Теперь всякий раз, когда я выхожу из дома, я чувствую, что натыкаюсь на сборище подкидышей и воров. Эти люди и раньше забредали к нам сами по себе, но теперь братья бросили клич и собирают в Рим все отребье, откуда только возможно. «Приходите, присоединяйтесь к нам! – говорят они. – Не важно, кто вы такие, откуда родом и что натворили в прошлом. Если вы способны сражаться и готовы принести клятву верности, то вооружайтесь и идите грабить вместе с нами!» Каждый головорез и разбойник от гор до моря может теперь обосноваться в Риме, на Холме бродяг. А почему бы и нет? Головорезы и разбойники – это как раз те люди, которых приманивают Ромул и Рем!

Потиций, который теперь жил в собственной хижине на Палатине, неподалеку от близнецов, а домой заглядывал лишь навестить родных, вынужден был во время этих кратких визитов выслушивать отцовские сетования. Особенно задевало его упоминание о Холме бродяг, хотя тут крыть было нечем. Когда число последователей близнецов сильно возросло, пришлось думать, где их разместить, и лучшим местом оказался ранее безымянный холм прямо над торжищем – с его вершины был прекрасный обзор, а крутые склоны делали его самым защищенным местом в Риме. Этот холм стали называть Асилум, в честь воздвигнутого там святилища Асилея, бога – покровителя бродяг, беглецов и изгнанников, предоставлявшего убежище тем, кто не мог найти его нигде больше, – отсюда и Холм бродяг.

Как гаруспик и жрец Геркулеса, Потиций лично руководил церемонией освящения алтаря Асилея, поэтому резкие слова отца насчет Асилума и его обитателей прозвучали для него личным упреком.

Однако старший Потиций только начал свою тираду:

– И ты, мой сын, отправляешься с ними в эти вылазки? Ты участвуешь в грабеже!

– Я путешествую с Ромулом и Ремом как их гаруспик, отец. У речного брода прошу нуменов о благополучной переправе. При выборе дня и места сражения гадаю по внутренностям жертвенных птиц. Во время бурь смотрю на молнии как на знаки воли богов. Именно этому меня учили в Тарквинии.

– Но ты был наследственным жрецом Геркулеса, прежде чем стал гаруспиком. В первую очередь ты хранитель Ара Максима.

– Я знаю это, отец. Но подумай: Геркулес был сыном бога и героем народа. Таковы и Ромул с Ремом.

– Нет! Близнецы не более чем сироты, которых вырастили свинопас и шлюха. Они скорее похожи на Какуса, чем на Геркулеса.

– Отец!

– Подумай, сын, Геркулес спас людей и продолжил свой путь, не требуя награды. Какус убивал и воровал без зазрения совести. Кого из этих двух больше напоминают твои любимые близнецы?

Потиций ахнул, отмахиваясь от этих безрассудных слов. Если ему самому когда-то и приходили в голову подобные мысли, он прогнал их прочь, как только принял решение встать на сторону близнецов и связать с ними свою судьбу.

– А теперь, – не унимался отец, – они задумали окружить добрую часть Рима стеной выше и крепче частокола, защищавшего усадьбу Амулия в Альбе.

– Но, отец, что в этом плохого? Рим станет настоящим городом. Если на нас нападут, люди могут надежно укрыться за этими стенами.

– А с какой стати кто-нибудь стал бы нападать на честных и мирных жителей Рима, если не считать того факта, что близнецы навлекли на других кровопролитие и беды и принесли домой добычи больше, чем им требовалось? Да, жить на свете можно по-разному. Можно следовать путем, которого придерживались твои предки. Они мирно и честно торговали, оказывая гостеприимство пришельцам, не собирая богатств больше, чем нужно, чтобы жить в достатке, и стараясь не обижать ни людей, ни богов. Люди должны иметь возможность обменять то, что у них в избытке, на то, в чем у них нужда. Рим создавал всем для этого наилучшие условия, поэтому никто не был заинтересован в нападении на него. Поселение у Семи холмов существует с незапамятных времен, и никто, кроме Какуса, которого и человеком-то не назовешь, никогда его не тревожил. Тем более что мы не громоздили здесь горы сокровищ, а значит, не вызывали зависти жадных и буйных людей. Но есть и другой путь – путь таких людей, как Амулий и Ромул с Ремом. Они предпочитают отбирать силой то, что другие скопили тяжелым трудом. Да, таким путем можно быстро заполучить большие богатства, но он ведет к кровопролитию и гибели. Может, кому-то и нравится запугивать и грабить соседей, а за награбленное добро нанимать наемников, чтобы они помогали запугивать и грабить остальных. Но что случится, если доведенные до отчаяния соседи объединятся, чтобы отомстить обидчикам, или если другой, еще более сильный разбойник явится сюда с целью присвоить сокровища? Ты, наверное, скажешь, что как раз на этот случай нам и нужна крепкая стена. А я скажу, что это чушь! Неужели твоих близнецов ничему не научила даже их собственная победа над Амулием? Разве стены защитили Амулия? Разве спасли его наемники? Разве его сокровища купили ему хоть один глоток воздуха, когда Ромул перерезал ему горло?