Раз ошибка, два ошибка… Дело о трёхголовой змее - Сильвия Макникол

– Похоже, этот парень с гипсокартоном снёс стену в своём доме, – говорю я.

Что-то в этой идее не даёт мне покоя. Мои мысли вьются вокруг неё, словно мотыльки у огонька. Никак не выходят из головы.

– Вашу машину тоже разрисовали из баллончика? – спрашиваю я Рювена.

– Ты про большой белый грузовик?

– Точно, фургон мистера Ковальски. Твой папа пользуется только им?

– Да, у нас больше нет своей машины. Мистер Ковальски водит не очень хорошо, поэтому папа возит его. Особенно когда нужно вывозить мусор.

– Так фургон разрисовали? – спрашиваю я.

– Да кто его знает? Он же белый.

– С белым наполнителем в дырках, – вспоминаю я вслух. – Издалека краску не заметишь.

– Можешь проверить, как только разнесём газеты. Но зачем, если на белом всё равно не видно?

Мы с Рене отрываемся от работы и смотрим на Рювена. Вопрос нужно поставить по-другому: зачем кому-то вообще портить чужие машины? Рювен предполагает: чтобы оставить след. Подозрительно, что он подумал именно об этом.

– Машины – прекрасное полотно, – говорю я. – Но ты прав, белое на белом – это совсем не весело.

Рене меняет тему разговора.

– Твой папа отвёз медаль «Мистер Вселенная» в дом миссис Ирвин, так? После того как мистер К. и мистер Сойер по-крупному поссорились из-за бюста?

– Не уверен. Папа сказал, что мистер Сойер забрал у него медаль и отвёз её миссис Ирвин.

– Ты знаешь, из-за чего они поссорились? – спрашиваю я.

– Да. Мистер К. хотел, чтобы его имя было на скульптуре, а мистер Сойер считал, что оно будет отвлекать людей от статуи.

– Но имя художника на предмете искусства – очень важная деталь, – говорит Рене. – Имя может добавить работе ценности.

– Объясните это мистеру Сойеру.

Рювен кладёт большую стопку газет в тележку, дно которой остаётся погнутым, даже когда она пуста. Остатки он складывает в большую тряпичную сумку и закидывает её на плечо.

Рювен берёт на себя дома слева. Нам с Рене достаются дома, которые находятся с противоположной стороны, то есть справа. Мы протягиваем ему стопку листовок о «Кото-строфе».

– Ну спасибо, – говорит он. – Ещё и это тащить.

– Хочешь побегать с собакой? – спрашиваю я.

– Нет уж, – отвечает он.

– Ну и ладно. – Мы с Рене бежим к дверям: я с Понгом, а она – с Пингом.

Я намеренно выбираю дом мистера Руперта, потому что не хочу, чтобы Рене расспрашивала его про миссис Кляйн. Она работала уборщицей в нашей школе и встречалась с ним. Я уверен, что Рене спросила бы о миссис Кляйн той ночью. Хорошо, что он схватил меня и начал грозиться, что вызовет полицию.

Понг финиширует у двери первым и терпеливо ждёт, пока я подойду и позвоню в звонок. Дверь открывает мистер Руперт. Его растрёпанные светлые волосы торчат клочками и напоминают языки пламени, а сложенные на груди руки – будто ветки для этого маленького костра.

– Что тебе удалось узнать? – спрашивает он.

– Во-первых, держите листовку с «Кото-строфой». – Я протягиваю ему бумажку, и мистеру Руперту приходится изменить позу. – Обязательно приходите. Может, спасёте кошку. Вот ещё ваша газета.

Отлично, теперь у него обе руки заняты.

– Так кто ещё знает про медаль мистера Сойера? – повторяет он утренний вопрос.

Очевидно, что это папа, мистер Ковальски, Рювен и его отец. Но я не хочу, чтобы мистер Руперт начал следить за ними.

– Если честно, то любой, кто подходил к двери миссис Ирвин. Она снесла стену, поэтому студию видно с порога.

– Конечно. Недавно я видел грузовик гипсокартонщика у её дома.

– Низкий и длинный грузовик? Белый?

– «Бриллиантовый гипсокартон». Точно.

Вдруг мне в голову приходит новая идея.

– Мистер Руперт, как вы узнали, что у миссис Ирвин украли медаль?

– Что ты хочешь сказать? Я считаю своим долгом знать всё про всех соседей!

Хороший ответ. Во всяком случае мне придётся им удовлетвориться.

Рене машет с тротуара. Я срываюсь с места, чтобы не оставить ей ни шанса.

– Смотри, чтобы этот зверь не нагадил на мою лужайку!

– Конечно, сэр, – говорю я. – Понг, пойдём. Ещё увидимся, мистер Руперт.

Эх, не успел. До того как мистер Руперт захлопнул дверь, Рене успевает выкрикнуть:

– Как поживает миссис Кляйн?

Я приложил столько усилий, пытаясь уберечь его от назойливых расспросов Рене. Что бы он ни ответил, скоро это станет достоянием всех соседей.

– Насколько мне известно, у неё всё хорошо, – бурчит он.

– Возьмите листовку и для неё, – предлагает Рене. – Готова поспорить, миссис Кляйн хотела бы завести кошку.

Я тоже готов поспорить, поэтому протягиваю ещё одну бумажку мистеру Руперту. Но он её не берёт. Это и есть ответ на завуалированный вопрос Рене. Мистер Руперт и миссис Кляйн больше не вместе. Мы с Понгом уходим к следующему дому. Он квадратный и возвышается над всеми остальными. Там живёт мистер Ковальски.

Стены снаружи обшиты бледно-голубым сайдингом, дверь выкрашена в ярко-красный, по кромке крыши идут перила, как будто кто-то использует её для прогулок.

Я осматриваю фургон мистера К., пока Рене с Пингом несут ему газету. Следов белой краски нет. А зря, немного белой краски фургону бы не помешало.

Рене звонит в дверь. Изнутри доносится звук, похожий на удар гонга. Мы с Понгом подходим поближе. Дверь открывается. Перед нами коридор, в котором на стенах висят огромные картины, а на потолке, на головокружительной высоте, – люстра.

Мистер Ковальски, сгорбленный и с кистью в руке, смотри на нас с удивлением, как будто видит кого-то другого.

– Простите, мы оторвали вас от работы? – спрашиваю я.

Моргая, он стирает голубое пятно с носа.

– Мистер Ковальски, а вы знаете, что у многих именитых художников есть домашние питомцы? – спрашивает Рене.

– Полагаю. – Кажется, наконец он переводит взгляд на нас. – Одиночество часто настигает тех, кто работает дома.

– Так вот, в Бёрлингтонском приюте распродажа котов. Уже завтра, после обеда. Вот их листовка. Кошки за полцены, а кастрация и стерилизация в подарок.

Мистер Ковальски кивает:

– Кошки не требуют много внимания.

– И выгуливать не надо, – говорит Рене.

– Но мне не хочется закончить свою жизнь с пятью кошками. Как та безумная женщина с пятью йорками.

– Не могу поверить, что мистер Сойер нанял миссис Ирвин, чтобы та изготовила бюст для медали, – говорит Рене.