Лоцман. Власть шпаги - Андрей Посняков

Последний не замедлил появиться, радостно приветствуя гостей.

— Прошу! Прошу в мою каюту, господа.

Капитан «Морской девы» (так именовалось судно) вовсе не походил на морского волка, а скорее напоминал типичного конторского клерка или, говоря по-русски — приказного дьяка, бюрократа до мозга костей. Аккуратный черный камзол с белым отложным воротником безо всяких кружев, белая же сорочка, узкое бритое лицо, стриженная «под горшок» шевелюра.

— Сюда… проходите.

Каюта капитана, как водится, располагалась на корме. Узкая, но опрятная, опять же — без всяких излишеств, коих, судя по всему, хозяин судна не очень-то жаловал. Все строго функционально: узенькая койка, лавка, стол, комод. Из украшений, пожалуй, лишь висевшая на стене гравюра с изображением какого-то города.

— Вот это тот лоцман, о котором я говорил, — по-немецки представил Бутурлина швед. — Никита Пьетровитч. Прошу любить и жаловать.

— Пьетро-вит… — капитан попытался выговорить, да махнул рукой. — А я — Джон Смит. Владелец и шкипер «Морской девы».

— Англичанин? — удивился Никита.

Капитан коротко кивнул:

— Да. А вы знаете англичан?

— Знавал парочку шкиперов. Заходили в Тихвин.

— Ну, вы тут знакомьтесь… — гере Фельтског поднялся на ноги. — Имей в виду, Никита — отходите уже сейчас. Маршрут обычный — Ниен — Нева, Альдейга — Ладога, Сясь, Тихвинка.

— На морском судне — по рекам? — искренне удивился лоцман. — Ну, Сясь еще куда ни шло, но… Тихвинка?

— «Морская дева» — хорошо управляемое судно с низкой осадкой, — с гордостью пояснил капитан Смит. — Такие суда еще достаточно редки, именуются — шхуны. Косые паруса, минимум экипажа. Против ветра идет еще лучше, чем по ветру.

— Но… Тихвинка!

— Вы там все мели знаете?

— Конечно! Я ж все-таки лоцман.

— Осадка — три фута!

— Это…

— Три локтя…

— Всего? — Бутурлин изумленно покачал головой. — Тогда, пожалуй, пройдем… Но наши реки петляют…

— Маневренности «Морской девы» вы будете только удивляться, уважаемый господин лоцман! — приложив руку к сердцу, заверил капитан. — Что ж — рад знакомству.

— И я очень рад… — пожав капитану руку, Никита Петрович бросился следом за шведом. — Йохан, дружище! Я тебя провожу.

Оба вышли на палубу и спустились по сходням.

— Спасибо, — снова поблагодарил Бутурлин. — Спасибо за все.

— Отработаешь, — гере Фельтског усмехнулся и поправил шляпу. — Медные крицы — в нижнем трюме. Замаскированы под балласт.

— Таможенники могут заглянуть, — с сомнением протянул Никита. — Наши, тихвинские, обязательно заглянут.

— Не заглянут — на «Морской деве» слишком много палуб и все они очень низкие, забитые разного рода товаром, вполне легальным.

— Низкие?

— Сам увидишь. Этот корабль сошел с верфей в Бристоле.

— В Бристоле… И что?

— Это работорговое судно, Никита. Специально для того и построенное.

— И капитан, как я понимаю, никакой не Джон Смит?

— Он пуританин, не поладивший с Кромвелем. Это правитель их. В Англии сейчас ой-ой-ой какие дела творятся! Короля казнили, у власти — торговцы да простые лапотники-мужики.

— Слыхал, — прощаясь, покивал Бутурлин. — Что ж, пусть будет Джон Смит. Пусть будет.

Эх, где-то там холоп верный Ленька? Продал ли шубу? Водку ль купил? Что-то долгонько не возвращается…

Никита Петрович вышел на крыльцо, уселся на верхней ступеньке, глядя, как рыжая вечерняя заря красит дальний край неба. Однако ж и ночь уже. Скоро стемнеет уже… И где ж этого аспида Леньку черти носят? Небось, заехал на Шугозерье к какой-нибудь девке, да милуются, про хозяина совсем забыв. А вот как вернется — плетей! Для острастки, чтоб впредь неповадно было. Нет, ну, что милуется — это пускай, это ладно… Но сначала наказ господский исполни, а уж потом милуйся себе на здоровье!

С другой стороны, всякое могло статься. Может, лошадь, Желька, ногу подвернула, может, еще что. Вся наша жизнь есть лишь цепочка случайностей, более-менее счастливых или вовсе даже наоборот. От самого человека, пусть он хоть сам царь-государь, не зависит почти ничего. Как говорится, человек предполагает, а Господь располагает! И иначе — никак. Хотя еще и другая поговорка есть: на Бога надейся, а сам не плошай. Как бы то ни было, а случай — глупый и пустой случай, коего могло бы и не быть — играет в жизни людской огромную роль, можно даже сказать — определяющую. Начиная даже с самого рождения. Вот родился бы он, Никита Петрович Бутурлин, не мелкопоместным дворянином, а скажем, холопом. Так и был бы он не помещик, а холоп! И совсем по-другому жизнь бы складывалась, может статься, даже куда сытнее и счастливей — ну, на то, опять же, как Бог даст.

Вот и в Ниене тоже — случай. Разве что дуэль не случайно, да и то… То, что чертов жених Аннушкин трусом да подлецом оказался — это как раз случай. И Бутурлина-то самого не повесили чисто случайно! Не пожалей он тогда Флориана, не выручил бы его парень, не стал бы искать Фельтскога, просьбу о помощи передавать. Да и со шведом — тоже чистая случайность. Не встретились бы, да и — заартачился б Никита Петрович, не сговорились бы… и что? Где б сейчас господин Бутурлин был? А в петле бы болтался со всей присущей висельнику пошлостью!

Случай все, случай… Судьба! Иная богатая барыня — насмотрелся Никита Петрович на таких — чуть ли не божеством себя мнит да на каждом углу кричит, что сама всего в жизни добилась. А того не понимает, дуреха, что с судьбою-то такие шутки плохи! Ну да, сейчас ты боярыня московская, а завтра не зажалует тебя царь, и куда ты денешься, глупая дщерь? Побираться пойдешь, або не в монастырь, так на плаху. И поделом. Так-то! Неча бахвалиться, и подарки судьбы надобно принимать скромно.

Никита Петрович прикрыл глаза, вспоминая…

Выстроенная на бристольских верфях шхуна «Морская дева» и впрямь оказалась на редкость управляемым и поворотливым судном. Про такие говорят — добрый корабль. Да и шкипер, сиречь капитан, оказался добрым, в деле своем дюже сведущим, хоть и пуританин, кальвинист — а это еще даже католиков хуже. Препоганой веры черт! Так про таких отче Иосиф, настоятель обители Богородичной тихвинской частенько говаривал.

По Неве, по Ладоге и потом — по Сяси-реке шхуна шла ходко. И при боковом ветре. И даже против. Рыскала, словно заяц — сменой курса — галсами. Матросов и впрямь мало имелось — всего-то пара дюжин, считая боцмана. На мачты они не лазали, всеми парусами да такелажем управлялись с палубы, чему Никита сильно дивился, видя такое впервые. Ишь, какой корабль аглицкие немцы удумали! Впрочем, не только в Бристоле так строили, а и в Голландии, в Амстердаме, тоже.