Почерк судьбы - Шарлотта Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаешь, это повредит нашему имиджу?
– Если клоун умрет, то да.
– Лиза!
– Прости, – быстро ответила подруга. – В данный момент это была глупая шутка.
Чтобы успокоить Ханну, она положила руку на руку подруги.
– Все хорошо. Я сказала всем родителям, что твой парень как раз был на новой диете и, наверное, из-за этого потерял сознание.
– На новой диете? Симон же и так тощий!
– Ничего другого мне в спешке не пришло в голову. Или мне стоило сказать, что моя подруга задействовала парня, несмотря на то что у него жар и озноб?
– Ха-ха!
– Именно так. Во всяком случае, тебе не стоит переживать, завтра в 14 часов у нас снова будет аншлаг.
– Надеюсь, что Симон к тому времени встанет на ноги.
– Ты же не хочешь снова привлечь его?
Лиза недоверчиво посмотрела на подругу.
– Ну конечно хочу! – ответила та как можно серьезнее. – Он должен прыгать, пока сможет стоять на ногах.
– Тогда я надеюсь, что он еще не скоро поправится, иначе ты его угробишь!
Они обе рассмеялись, да так громко, что все находившиеся в комнате ожидания удивленно на них посмотрели. Но Ханне было все равно, просто очень хотелось расслабиться хоть на миг.
К ним незаметно подошел молодой мужчина лет тридцати в белом халате и взглянул на девушек сквозь очки без оправы.
– Госпожа Маркс?
Ханна пронзительно пискнула, пытаясь подавить смех.
– Хм, да? – с трудом выдавила она из себя.
– Меня зовут доктор Роберт Фукс. А вы, – он раскрыл тонкую папку, которую держал до этого под мышкой, и быстро просмотрел документы, – жена господина Кламма?
Ханна кивнула, заметив, что Лиза покосилась на нее с удивлением. Во время регистрации она недолго думая назвалась супругой Симона. Девушка волновалась, что из-за тяжелого состояния больного ее могут к нему не пустить. Это всем известно по сериалам «Скорая помощь» и «Анатомия страсти». Там все несчастные девушки были вынуждены ждать в коридоре, пока возлюбленному делали опаснейшую операцию на мозге. Они проклинали неизвестность, изматывающую нервы, не имея права осведомиться о результатах. Хорошо, что подобные опасения Ханны в отношении Университетской клиники были несколько преувеличены, но зачем было рисковать?
– Вы можете пройти к нему сейчас. Хотите его повидать?
Ханна вскочила:
– Конечно!
Лиза тоже поднялась, и, прежде чем врач успел что-либо сказать, Ханна пояснила:
– Это сестра господина Кламма.
– Я считаю, ты это здорово придумала, – шепнула ей Лиза, когда они торопливо шли вслед за доктором Фуксом.
– Что ты сестра Симона? – прошипела в ответ Ханна.
– Нет. Что ты решила оставить девичью фамилию. Мне очень жаль, но Ханна Кламм совершенно не звучит!
Ханна подавила смех и незаметно ткнула Лизу в бок. Не очень-то ей хотелось озадачить доктора Фукса истерическим смехом озабоченной супруги.
Они следовали за доктором по бесконечным белым коридорам, мимо ожидающих и пациентов. Больница казалась переполненной. Даже в коридоре вдоль стен стояли кровати со спящими или бодрствующими несчастными людьми, созерцающими все вокруг.
Ханна почувствовала, как на нее накатило угнетенное состояние. Она точно не рассчитывала на подобный конец дня. Она не любила больницы и старалась в них не задерживаться, но тут вдруг вспомнила, что четыре года назад они вместе с Симоном почти каждый день бывали в Университетской клинике.
Тогда после многих месяцев безуспешной борьбы с раком здесь при смерти лежала его мать Хильда. Операция, химиотерапия, облучение – ничего не помогло, ее скосила злокачественная опухоль легкого, от которой в конце концов – по-другому сказать нельзя – она просто окочурилась. Ее смерть растянулась на несколько недель. Хильда постоянно жаловалась, что больше так не выдержит, – она жаждала избавления от страданий.
Тогда Ханна и Симон были знакомы всего шесть месяцев. Вскоре после их пикника у Эльбы врачи сообщили Хильде, что больше не могут ничего для нее сделать. Ханна часто ездила вместе с Симоном в больницу, пыталась поддержать его в тяжелый период. После смерти матери у него не осталось близких родственников: его отец умер десять лет назад от этой же ужасной болезни.
Всегда говорят, что мальчики особенно страдают, когда теряют мать. Когда умерла Хильда, Симон был уже взрослым мужчиной в возрасте тридцати одного года, и все же на похоронах он плакал, как маленький ребенок. И даже месяцы спустя после ее смерти он мог неожиданно расплакаться, так что Ханна ощущала себя беспомощной, не зная, как его утешить.
Она не хотела прятаться за банальностями вроде «время лечит» или «все мы когда-нибудь умрем». Но какие-то более правильные слова не приходили ей в голову. Поэтому она ограничивалась тем, что обнимала Симона и гладила его по голове, пока тот не переставал плакать. Она даже думала иногда, что было бы неплохо, если бы у Симона были еще братья или сестры, с кем он мог бы разделить печаль. Но Симон, как и она сама, был единственным ребенком в семье.
Когда Ханна, торопясь за доктором Фуксом, вспомнила о том времени, она твердо решила в будущем не быть такой жестокой по отношению к своему парню. Ведь Симон пережил уже несколько тяжелых, критических ситуаций. Несправедливо, что Ханна не уделяла ему должного внимания, а лишь холодно твердила: «Опять ты за свое!»
Легко ей так говорить: ее родители все еще были живы, и у них отменное здоровье, позволяющее им наслаждаться жизнью. Даже ее дед и бабка по материнской линии – Марианна и Рольф – восьмидесяти пяти и восьмидесяти семи лет, соответственно, похоже, не собирались покидать нашу прекрасную планету еще не одно десятилетие. И бабка Ханны со стороны отца, Элизабет, в свои девяносто лет служила образцом жизненной силы и бодрости.
– Кажется, пришли, – сказал врач, отвлекая Ханну от мыслей, и остановился перед белой дверью в палату.
Он нажал на ручку и вошел, а вслед за ним и Ханна с Лизой.
Йонатан
2 января, вторник, 18 часов 56 минут
Это не имело никакого значения, ни малейшего. Йонатан мог бы просто позвонить в дверь, явившись по указанному адресу, вежливо представиться и изложить суть дела – и спустя несколько минут вопрос был бы решен. Кто бы ни назначил эту встречу в 19: 00 на Доротеенштрассе, 20, он или она обрадовался бы возвращенному ежедневнику. А Йонатан убедился бы в том, что этот ежедневник точно не принадлежит его матери. Это было так просто. Чепуховое дело.
И все же Йонатан заметил, что его ладони вспотели, когда он прохаживался перед белым многоквартирным домом, построенным в начале века, чтобы ровно в семь нажать на вторую снизу кнопку звонка. Неприятно. И совершенно некстати. Ведь не было абсолютно никакого повода так нервничать. И Йонатан все время твердил это себе, словно мантру, покачивая сумку с ежедневником на уровне правого колена. Но ему так и не удалось убедить в этом ни поры своего тела, ни сердце. Нечто подобное он в последний раз испытывал перед устным выпускным экзаменом по специальности «Философия и литературоведение».