Все мы родом из детства - Екатерина Мурашова

– Это какого же таланта? – мужчина и женщина одинаково нахмурили лбы.

– Ваша «Чернавка»-Маша – одаренный писатель, пишущий уже много лет. Она принесла мне свою последнюю повесть, я почитала. Для 14 лет это замечательно – поверьте, я сама пишу книги и знаю, о чем говорю.

– Но почему же мы ничего никогда…

– Нет, ну я видел, что она маленькая всё писала чего-то, думал, это просто так, упражнения в тетрадке… а сейчас же у них всё в компьютере… Так отчего же она нам не?..

– А вы спрашивали, интересовались?

– Нет, если честно, нет. А о чем повесть?

– Повесть историческая. И о любви вашей прабабушки.

– О Господи! Это же действительно потрясающая история! Он был известным архитектором, лауреатом Сталинской премии…

– Маша запретила мне вам говорить, понятно?

– Понятно.

– И постарайтесь быть помягче с Таней, чтобы для нее все это не было как с небес на землю. Советуйте ей побольше всего, жалейте, как раньше Машу жалели. Для таких, как она, самое трудное – из необыкновенного ребенка стать обыкновенным взрослым. Она же не виновата в ваших педагогических ошибках! Ясно?

– Ясно! – отозвались они.

* * *

– Почему все взрослые никогда слова не держат? – спросила меня Маша. – Они же вам обещали, а теперь меня достали уже: когда дам почитать? А я еще только половину написала…

– Как это все не держат?! – возмутилась я. – А я как же? Я ведь держу. Вот тебе прошлый кусок. Я уж его как следует отредактировала, ты не сердись.

– Да я не сержусь, что вы! У вас классно получается, вроде и я писала, и не я…

– Как Таня?

– Ой, спасибо, ей намного лучше стало! Они с мамой поговорили, и она теперь хочет на гостиничный бизнес учиться, чтобы потом у нее своя гостиница была где-нибудь на море, чтобы разные люди приезжали… Мы с ней уже всё придумали, даже какие скатерти в ресторане будут. И только представьте себе: Таня тоже поверила, что я писатель!

– Даже я уже поверила! – рассмеялась я. – А со следующего года пойдешь в ЛИТО (я тебе дам рекомендацию) и сама поверишь, способности-то у тебя явно есть…

Хотелось к Новому году вспомнить (или хоть придумать, что ли) какую-нибудь рождественскую историю из своей практики, что-нибудь яркое, веселое, рассыпающееся искрами, как бенгальский огонь. Яркого не получилось, не обессудьте – что нашлось. Но новогодняя тематика в истории все же имеется.

* * *

– Вы не представляете себе, как я хотела ребенка! – патетически воскликнула женщина и сжала перед грудью кисть одной руки кистью другой.

– Почему же не представляю… – слабо возразила я. – Может быть, все-таки как-нибудь…

– Нет! Не представляете! – утвердила она. – Когда он родился, я иногда просто плакала от счастья над его колыбелькой! Вот он уснет, а я сижу, смотрю на него, и слезы сами текут…

«Интересное проявление материнского счастья, – подумала я, листая внушительной толщины карточку ее десятилетнего сына. – Но, кажется, я читала о таком где-то в классической литературе».

Вновь взглянув на женщину, я обнаружила, что по ее лицу действительно текут обильные слезы. Колыбельки с ребенком в моем кабинете не было, поэтому я сочла уместным спросить:

– Что с вами?

– Вот, взгляните! – она достала из сумочки и протянула мне обычный почтовый конверт. На конверте была нарисована елочка.

– Что это? – удивилась я.

– Это письмо, которое мой Кира неделю назад написал Деду Морозу.

– Я всегда подозревала, что родители перехватывают его почту! – лицемерно вздохнула я и развернула письмо.

Оно было на удивление коротким, всего из одной строчки.

«Дедушка Мороз, если ты все-таки есть, сделай так, чтобы они все от меня отстали. С уважением, Кругликов Кирилл».

– Нда-а, – неопределенно протянула я. – Ну что ж, рассказывайте с самого начала.

Долгожданный ребенок родился здоровым. Мать во всем следовала советам приходящего на дом педиатра, Кира хорошо ел, спал и развивался по возрасту. В два года пошли в первую обучалку-развивалку – там малышам преподавали хореографию, математику, английский язык и развивающие игры. Много гуляли – прогулки полезны для здоровья. Еда – только свежая и полезная, никакого фастфуда, чипсов, мороженого и кока-колы («Ею – вы ведь знаете! – шоферы колеса моют, чтобы были красивыми и блестели»). К трем с половиной Кириным годам мать вдруг поняла, что пора выходить на работу. Вышла. Кира пошел в частный детский садик, ему там очень нравилось, там была небольшая группа, хороший уход и много развивающих занятий. Говорят, другие дети отказываются ходить в сад и много болеют. Кира почти не болел, на пороге сада говорил: «Пока!», отпускал мамину руку и сам бежал в группу, даже не оборачиваясь. Иногда матери было даже обидно: она же видела, как другие дети…

Школу выбирали два года. Нельзя было терять английский, это понятно. И потом, хотелось, чтобы был хороший первый учитель. Плюс – общая обстановка, дополнительные занятия, ремонт и все такое. Это все важно, ребенок ведь проводит в школе значительную часть жизни. Нужная школа нашлась, до нее было почти час ехать, но дело того стоило: обстановка в школе прекрасная, учитель очень сильный и понимающий. Сейчас Кира учится в третьем классе, учится в основном на четыре и пять…

К этой части рассказа я уже соскучилась и почти зевала, но заставляла себя концентрироваться – я-то это только слушаю, а Кира так живет!

– Расскажите, как устроен ваш день.

– Да-да! Я понимаю, именно в этом дело! Мы встаем в семь часов, я его поднимаю, он практически еще спит, засыпает на каждом шагу, я его все время подгоняю, завтрак, потом едем в школу. Я его забираю иногда в два часа, иногда в четыре, в зависимости от того, есть ли там кружки или какие-то дополнительные мероприятия. Пока едем домой, я его расспрашиваю, как прошел день в школе, какие оценки, что задано, сдал ли он творческие работы, которые мы дома делали, спрашивала ли его учительница… Все это приходится клещами тянуть! Еще пытаюсь настраивать, как учительница рекомендовала: «Сейчас, чтобы не расхолаживаться, быстро сделаем уроки, чтобы вечером ты мог поиграть». Он соглашается, дома я его кормлю, у нас есть полтора часа до музыкальной школы (у него прекрасный слух, преподавательница по музыке говорит, что если бы он не ленился…), я пытаюсь усадить его за уроки, но тут оно и начинается… «Я хочу попить, пописать, мне надо поменять ручку, я тут не понимаю, это нам не задавали, это я не буду делать, Марья Петровна по-другому говорила…» Бывает, я выхожу из себя, мы ссоримся, потом либо он, либо я просим прощения, миримся, но время уже ушло, все переносится на вечер, а там он становится еще капризней, тянет все просто до невозможности. И еще компьютер! Мы в прошлом году подарили ему на день рождения ноутбук – ну что же, они компьютерное поколение, нельзя закрывать на это глаза, да ему даже и по учебе нужно, им много всяких творческих работ задают. День рождения у него весной, а летом мы у бабушки на даче как-то это дело упустили. Бабушка давала ему играть. Ей удобно: он не мешает, и искать его не надо, придет к нему друг, они и сидят… Когда началась школа, на игры, конечно, времени не остается, только по выходным. Он вообще-то сова, на неделе, я уже говорила, его не добудиться, а тут он сам вскакивает в семь часов и сразу к компьютеру. И сидел бы целый день, без прогулок, без всего; еду, дай ему волю, тоже к компьютеру притащил бы. Но это же вредно! Я ему сказала: «Два часа! Так врачи рекомендуют. В остальное время почитай книжки, поделай поделки, порисуй». Он говорит: «Ты меня последней радости в жизни лишила!..» И теперь это письмо… Если идти у него на поводу, так надо тогда бросить все кружки, уроки делать тяп-ляп, посадить его к компьютеру и забыть. Но так же нельзя!