Мужская работа - Михаил Нестеров

Да, он профи, потому отчасти так легко сдался. Сейчас он ищет выход из трудной ситуации, идет на уступки, но не перестает оставаться собой. Он так и останется собой, даже если даст согласие и выложит все, что знает, – это тоже один из выходов, называемый спасением. Его в первую очередь учили выживать, и он выживет. Он понимает, что попал в жернова корпоративных интересов двух спецслужб, и слово «предательство» по большому счету не бередит его душу.

Обо всем этом Полина Ухорская, присев неподалеку от Андрея Прозорова, и поведала ему.

– И в-четвертых... Кстати, как тебя зовут?

– Андрей.

– И в-четвертых, Андрюша. Ты знаешь истину: «Научить убивать нельзя. Научиться – можно». Ты – мастер, говорю это без иронии. Поэтому – и поэтому тоже – ты сидишь смирно перед двумя офицерами старшего состава – тоже мастерами своего дела, уверяю тебя. Тебе не нужны наши трупы, как и нам не нужен твой.

Глядя на Ухорскую, подполковник Холстов видел перед собой укротительницу тигров. За считанные минуты она – когда грубостью, а когда лаской – подчинила своей воле профессионала из конкурирующей спецслужбы. Откуда у нее этот дар мыслить логически, а главное, выражать эти мысли вслух – непонятно.

– Расслабься, – улыбнулась Полина. – Ты куришь?

– Да, закурю, если вы не против.

Андрей высвободил руки, потряс ими, ответил на улыбку Ухорской скупым движением губ, вынул из кармана сигарету, облизнул губы и, на миг закрыв глаза, резко сунул сигарету рот и раздавил зубами ампулу с синильной кислотой. Лицо его перекосилось, губы мгновенно посинели. Дернувшись всем телом, он повалился на пол...

Ухорская стояла над трупом диверсанта бледная. Не поворачивая головы, она, чувствуя каждый волос на голове, тихо сказала Холстову:

– Дело серьезное. Дело очень серьезное... Знаешь, Толик, мне стало страшно.

* * *

Лучкин, получив сообщение из Центра, вызвал к себе Рощина.

– Восемь часов уже, Вячеслав Семенович, – попенял начальнику вице-консул, – я домой собрался.

– Расскажи-ка еще раз, как прошла встреча в «Бодеге». Ты вообще был там?

– На что вы намекаете? – встал в стойку Рощин. – Что я деньги присвоил?

– Ты не горячись, – сбавил обороты замрезидента. – В Центр до сих пор не пришел новый e-mail.

– Я тут при чем?

– А ты не забыл про электронную почту?

Рощин помнил об этом. Но передавать эту информацию Прозорову он не собирался – получилась бы нестыковка: передавая деньги и записку, он давал определенные инструкции и вслух, и на бумаге, что должно было насторожить Андрея. Выходило, что одно можно было передавать только письменно, а другое только устно. Отражать же распоряжение шефа на бумаге было, с одной стороны, глупо, а с другой – выглядело нарушением инструкций. Все это шло вразрез с планом Полины Ухорской и стало самым слабым звеном. Однако приходилось идти ва-банк. И если бы визит Прозорова в «Шератон» остался «недоразумением», независимо от того, причастен Андрей к «делу Альбаца» или нет, то Рощина ждал «ковер», где вице-консул, он же третий секретарь российского посольства и оперативный работник СВР, получил бы по первое число. Он мог ссылаться на плохой слух Прозорова и свою озабоченность предстоящим визитом в «Шератон», где его поджидала фрау Брунер. Оптимально – Рощина ждал «строгач» с полным разбором полетов. Крайний случай – настоящий полет на родину. Сейчас же Борис имел возможность идти в «отрицалку».

– Я что, Вячеслав Семенович, первый день в разведке? Не вы ли год назад говорили о моей оперативно-разведывательной состоятельности?

– Садись, – перебил его Лучкин и указал на соседний стол, – опиши внешность человека, которому ты отдал деньги. Отправлю твои художества в Центр.

Заместитель резидента тоже не знал, с чем связана эта скоропалительная акция с устранением Альбаца, и успокаивал себя этим. Чем меньше знаешь, тем дольше живешь. Откинувшись на спинку кресла, он смотрел на подчиненного, гонявшего желваки над листом бумаги и бормочущего под нос: «Я рапорт, рапорт напишу... К чертовой матери!»

Все же Рощин был классным разведчиком.

Ночью, оставшись одна, сидя в том кресле, в котором принял свою смерть Андрей Прозоров, Полина Ухорская анализировала сложившуюся ситуацию.

Поджав под себя ноги и пристроив на краешке кресла пепельницу, она часто возвращалась к оброненной ею фразе: «Толик, мне стало страшно».

Не давал покоя один-единственный, он же ключевой, вопрос: за что? Какие причины лежат в устранении Альбаца, а теперь – и в смерти того парня? Нашего, русского парня. Какие секреты он хранил в груди? Что заставило его добровольно уйти из жизни, и добровольно ли? Кто его боссы? Кто имел над ним безраздельную власть, и над одним ли? Кто его близкие, ради безопасности которых он, быть может, совершил над собой это зловещее деяние?

Полина понимала, что никогда не найдет ответов на эти вопросы. То единственное, наверное, чего боялся в этой жизни Андрей Прозоров, он унес с собой в могилу. Но что может быть страшнее смерти? Выходит, что-то есть.

Вопросы, вопросы, вопросы...

Перед глазами обескураженное лицо Андрея, она бьет его левой и добавляет своим коронным прямым...

Ладно, проехали.

Она вдруг сопоставила фразы – казенные и те, что родились в голове совсем недавно, – с думами о покойном спецназовце: мировой черный рынок вооружений и смерть нашего, русского парня. Что-то заставило Ухорскую зябко повести плечами, ощутить в груди холодок и снова почувствовать шевеление волос на голове. Она чувствовала, что разгадка находится где-то между этими фразами, что именно они являются ключом. Но повторять их в надежде, что некий шифр дастся в руки, – бесполезно. Придется снова и снова прокручивать в голове надоевшую уже информацию про треклятого Альбаца, про то, что его смерть могла нарушить устоявшиеся связи на рынке продажи вооружения, но надолго парализовать деятельность отдельных террористических организаций и вызвать панику в их рядах вряд ли бы получилось.

Нет, не то.

«Мировой черный рынок вооружений и смерть нашего парня».

Обычная плата за поставки вооружения – алмазы, которых не счесть в бедных странах и которые легко перевозить: алмаз можно спрятать куда угодно, на него не реагирует ни одно из самых современных достижений науки и техники. А спрос на алмазы как был велик, так и останется.

Не то.

«Мировой черный рынок... и смерть нашего...»

Компаньоны Альбаца, конкуренты, единомышленники, партнеры...

«Нет, все, завтра иду к нему. Плевать на запреты Холстова».

Родственники, конкуренты... Опять конкуренты, они же – соперники. Был один такой, летающий аналог Альбаца, за деятельностью которого следили – вот ведь подлость: следили! – разведки нескольких стран. Некий Леонид Минин. Что известно про него? Может, промелькнет в его деятельности то, что самотеком ускользало в делах Альбаца?