Грозная туча - Софья Макарова

Она давно уже исчезла за дверью, а несчастный Юбиле все еще оставался на прежнем своем месте, бормоча несвязно:

— Кто бы мог подумать, что это сама императрица… Как это меня не предупредили… А каково!.. Осмелиться порицать ее родственников и угрожать их владениям!.. Ах я несчастный! Что со мной будет?

— Поверьте, ничего дурного! — успокоил барон Штейн. — Раз императрица явилась инкогнито, она и ко всему делу отнесется не как императрица, а как частное лицо. А вам я советую в другой раз быть поосторожнее и не забывать, что вы находитесь в таком государстве, где вдовствующая императрица — из дома Вюртембергского, а великий герцог Баденский — родной брат супруги самого императора.

— А я вам как доктор посоветую, — добавил Триниус, — идти скорее домой, лечь в постель и принять успокоительное, не то как раз от испуга заболеете…

итатели, вероятно, догадались, что молодой французский солдат, с которого казак снял медальон, попавший затем в руки Нелиной, был не кто иной, как Этьен Ранже.

С обычной своей храбростью Этьен не раз бросался отважно вперед во время атак и, смело врезавшись в ряды русских солдат, рубил направо и налево, не щадя ни неприятеля, ни собственной своей жизни. Он дрался словно в чаду каком или неистовом опьянении: прежде ему было невыносимо слушать стоны раненых и бросаться с поднятым палашом на своего ближнего, но вид крови приводил его в неистовство, и Этьен, поддаваясь этому чувству, не видел более человека в своем противнике.

Изнуренные безостановочным движением вперед и беспрестанными стычками с неприятелем, Этьен и его товарищи сознавали одно только — что надо во что бы то ни стало занять Смоленск, иначе им не дадут отдохнуть, и бросались в атаку, как бешенные.

Мюрат не раз обращал внимание на храброго Этьена Ранже, воодушевлявшего своих товарищей и поддерживавшего в них бодрость; не раз он замечал его распорядительность и толковость. Кроме того, сам по себе Этьен был ему чрезвычайно симпатичен, и он решил произвести его в офицеры.

Но в одну из кровавых схваток конь Этьена, испугавшийся штыка, шарахнулся в сторону и со всего размаха ударил своего седока головой о дерево. Молодой человек свалился как сноп на землю. Казаки приняли его за убитого и ограбили.

Что сталось бы с Этьеном, если бы его оставили на месте, неизвестно; но на его счастье казак, переворошивший его ранец, повернул Этьена лицом кверху, и Мюрат, следуя за передовым своим отрядом, проехал мимо него и узнал своего храброго любимца.

— Убит? — спросил он, указывая на него.

— Кажется, — отвечал равнодушно генерал-адъютант короля Росетти.

Но тут Этьен пошевелился. Мюрат велел адъютанту осмотреть, куда он ранен, и тот, к общему удивлению, не нашел на нем никакой раны.

— Дайте ему понюхать соли! — велел Мюрат своей обычной скороговоркой. — Он, вероятно, лишился чувств от ушиба.

Росетти поднес к лицу Этьена флакон с нашатырем, поданный ему Мюратом, и Этьен, открыв глаза, обвел всех мутным взором.

— Взять его с собой! — скомандовал Мюрат. — И вперед, друзья! Времени терять не будем!

Адъютанты подхватили Этьена под руки, и один из них посадил его перед собой на лошадь.

Быстрая езда вскоре согрела окоченевшие члены Этьена, и он почувствовал себя совсем здоровым и бодрым и тотчас же заявил об этом.

Ему дали одну из запасных лошадей, и он понесся вдогонку за своим взводом, шедшим в авангарде отряда.

В одну из следующих стычек Мюрат крикнул одному молодому солдату:

— Браво, молодец! Как зовут?

И едва не попятился в удивлении, когда солдат, приложив руку к киверу, отвечал:

— Этьен Ранже, ваше величество!

— Как! Кого же подняли полумертвым мои адъютанты?

— Меня, ваше величество! — отвечал бодро молодой человек.

— И ты уже снова рубишься впереди всех?.. Становись на место убитого подпоручика Марто. Видно, судьба тебе быть офицером еще до занятия Смоленска, хотя я собирался тебя произвести после взятия этого города! — сказал Мюрат с обычной своей самоуверенностью, будто бы взять Смоленск было так же легко, как занять какую-нибудь деревушку.

Ксавье Арман с завистью поглядывал, как один из приятелей Этьена поднес ему эполеты и саблю, снятые с убитого в схватке Марто, и Этьен мгновенно преобразился в подпоручика и стал выше первого офицерского чина, что было вовсе не редкость в такое время, когда простые рядовые в одну кампанию достигали чина полковника или даже генерала.

Сам Иоаким Мюрат был сыном трактирщика. Своей отчаянной храбростью он обратил на себя внимание Наполеона, когда тот еще был генералом, и быстро пошел в гору. В 1800 году он женился на сестре Наполеона и в 1808 году был возведен им на престол неаполитанских королей.

В то время, как Этьен надевал офицерские эполеты, князь Багратион получил известие, что дивизия Неверовского разбита под Красным и преследуется Мюратом, и приказал корпусу Раевского идти поддержать Неверовского и защищать Смоленск.

Так как необходимо было во что бы то ни стало удержать этот город за собой по возможности дольше, чтобы дать нашим армиям время выйти на Московскую дорогу, то и Барклай-де-Толли отправил туда из Первой армии корпус Багговута. Но тот прибыл к Смоленску только на рассвете пятого августа, когда французские ядра уже осыпали улицы города. Багговут со своими остановился на бивуаках по правую сторону Днепра у самого Смоленска, в предместье, находящемся на правом берегу Днепра, тогда как собственно город расположен на склоне левого берега и окружен каменной зубчатой стеной, построенной еще при Годунове. Кремль составляет продолжение этой стены, в четыре сажени высотой, с десятью башнями, круглыми, четырехугольными, неправильно расположенными в разных местах. Стены эти прорезаны только двумя воротами: одни ведут на дорогу к Красному, другие — на Мстиславль в Москву. Тот и другой выходы защищены полукруглым земляным валом, укрепленным бастионами без палисадов. На эти бастионы нельзя было поставить пушки, и пятьдесят орудий расположили по полукруглому валу и подле бастионов.

С высокого правого берега, на котором находился корпус Багговута, виделся отчетливо не только весь Смоленск с его земляными укреплениями впереди стен, но и неприятельский лагерь. Французские войска обложили городские укрепления с левой стороны Днепра, и полукруглые фланги их доходили до самой реки. Они часто бросались на приступ то с одной, то с другой стороны и особенно сильно напирали на одни ворота. Гул несся страшный; грохот пушек, ружейная пальба, крики сражающихся и стоны раненых и умирающих сливались в один звук. Вскоре деревянные дома загорелись и пылали, словно гигантские костры, и даже иные старинные башни были объяты пламенем. К вечеру весь город уже был в огне. И вдруг раздался протяжный благовест в соборе, призывая к всенощной накануне великого праздника Преображения Господня. Колокола остальных церквей завторили, и торжественный благовест разлился по городу.