Остров Веселых Робинзонов - Владимир Санин

– …о том, – продолжил Антон, – что за тысячу лет женщины нисколько не изменились. Стоило мужу уехать в служебную командировку за кожами, как Настасья тут же отпраздновала с Петром это со­бытие.

– Ну, а чем же кончилась романтическая исто­рия? – поинтересовалась Машенька.

– Ответное письмо Петра, увы, не найдено, – уныло ответил Игорь Тарасович.

– Добром это дело кончиться не могло, – решил Антон. – Представляю, что дружок Василия, местный почтмейстер, послал к своему приятелю гонца-скоро­хода, и бедняга рогоносец, бросив кожи, досрочно вернулся из командировки. Он поднял скандал, и Пет­ра за моральное разложение уволили из вечеуправления. В состоявшейся затем дуэли Петр мечом обрубил Василию рога. Кстати, они еще не нашлись?

– Антон, вы женоненавистник, – сказала Ма­шенька. – Чем это мы, бедные, так провинились перед вами?

– Вы – ничем! – весело ответил Антон. – Да и к остальным я отношусь не так уж плохо. У меня даже иногда мелькает мысль, уж не обратить ли на кого-ни­будь из них свое внимание.

– И что же вы делаете с этой мыслью? – полю­бопытствовала Машенька. И, оглянувшись, тихо доба­вила: – Ну, скажем, если эта мысль… обо мне?

– О вас? – Антон усмехнулся. – А разве о вас можно думать как о женщине? Ведь вы врач, и при взгляде на вас у человека могут возникнуть только мысли об уколах, горчичниках или валерь­янке. Так что, моя красавица, ничем не могу вас по­радовать.

– Ага, значит, все-таки я красавица? – зацепилась Машенька. – Следовательно, если бы я перестала быть врачом, вы могли бы обо мне думать просто как о кра­савице, не так ли?

– Какая дьявольская логика! – восхитился Антон. – Нет уж, лучше оставайтесь врачом, в этом качестве вы будете безопаснее.

– Значит, я для вас все-таки опасна? – настаивала Машенька. – Ну, признайтесь, что вы меня боитесь!

– Тише, вас могут услышать! – с досадой прошеп­тал Антон. – Да, боюсь, как боюсь мчащейся по шоссе машины, когда перебегаю улицу. Но ведь я могу и по­дождать, пока машина пройдет!

– О чем это вы беседуете? – спросил Прыг-скок. – О каких-то дорожных происшествиях?

Машенька, мгновенье назад дразнящая и дей­ствительно опасная, перевоплотилась в долю секунды. И Прыг-скоку отвечал уже ласковый и наивный го­лубоглазый ангел:

– Да, представьте себе, Антон считает, что я слиш­ком слаба и нерешительна, чтобы сесть за руль ма­шины. Он сказал, что ни за что не согласился бы стать моим пассажиром.

– В вашей слабости – ваша сила! – галантно про­изнес Прыг-скок. – Хотите, я буду вашим инструк­тором? Вы научитесь в две недели и станете если и не самым лучшим, то самым красивым водителем в Москве!

– Благодарю вас, – потупив глаза, ответила Машенька, – я подумаю.

Мы медленно шагали, любуясь капризным бере­гом, который то причудливой стрелой вонзался в озе­ро, то отступал, образуя поросшую камышом бухту; волнами, которые вдруг возникали от порыва ветра, шлепались на берег и в изнеможении падали обрат­но… Лев Иванович обратил наше внимание на сосну: огромная, она дерзко возвышалась над карликовыми елками, которые недовольно шуршали в тени – сплет­ничали, наверное.

– Я определяю возраст этой сосны в двести пятьдесят лет, – сказал Игорь Тарасович. – Воз­можно, мимо нее, тогда молоденькой и игривой, гвардейцы Петра Первого вели в солдаты связанных раскольников; эта сосна была в летах, когда отрубали голову Пугачеву; ей стукнула сотня лет в наполе­оновское нашествие… Многое видела и слышала эта сосна!

– Думаю, что такую бездоказательную чушь она слышит впервые, – заметил Лев Иванович. – С тем же успехом коллега Ладья может дать сосне тысячу лет и заявить, что под ее сенью разгуливал пресловутый Рюрик.

Не дав врагам сцепиться, мы поспешно развели их в разные стороны.

Зайчик шел рядом с Игорем Тарасовичем и помо­гал ему составлять археологическую карту острова.

Ученый наносил на план каждый подозрительный холмик, изучал обрывистые берега и тщательно осмат­ривал валуны, которые во множестве были разбросаны в этих местах. Но единственная надпись, которую по­ка удалось обнаружить, крупного научного значения не имела. На одном валуне было выцарапано корявы­ми буквами: «Здесь мы, Тимофей К. и Надя Н., реши­ли навеки пожениться».

Зайчик в последние дни сильно привязался к Иго­рю Тарасовичу. Полные романтики поиска и открытий рассказы археолога произвели на Зайчика неизглади­мое впечатление. Он упивался этими рассказами, жад­но перечитывал книги, которые захватил с собой уче­ный, и сегодня утром объявил окаменевшему Борису, что после отпуска перейдет на работу к Игорю Тарасо­вичу, в институт, лаборантом. Напрасно Борис кричал, молил, угрожал, стыдил и льстил – Зайчик непоколе­бимо стоял на своем. Пусть коллектив растит ему сме­ну, твердил Зайчик, а он с рингом кончает. Отныне на чужие челюсти он смотрит только как на объект науки. Лучше найти полуистлевшую челюсть неандертальца, чем разбить кулаки о чугунную скулу Васьки Марки­на. Борис дипломатично прекратил разговоры на эту тему, подумав про себя, что времени впереди еще мно­го, а душа Зайчика, в отличие от его мускулов, сделана не из железа.

На песчаном берегу озера было решено устроить первый привал. Антон раскрыл рюкзак и выдал каж­дому по паре яиц и по ломтю хлеба. Мы расположи­лись у самой воды, лениво переговариваясь.

– Что ни говорите, а в нашем положении есть один большой и непоправимый изъян, – разгла­гольствовал Лев Иванович. – На этом клочке суши, со всех сторон окруженном водой, не хватает ро­мантики. Мы – Робинзоны, так сказать, заплани­рованные, лишенные сюрпризов и неожиданностей. Наш остров не подвергнется нападению пиратов, и мы точно знаем, что за нами в определенный день придет катер…

– А разве наши археологические открытия – это не сюрприз? – подсказал профессору Борис, которого измена Зайчика толкнула на союз со Львом Ивано­вичем.

– Безусловно! – обрадованно подхватил про­фессор, ехидно поклонившись своему врагу-архео­логу. – Коллега Ладья еще порадует нас своими сен­сациями, если только раскрытие тайны шифрованной коровы не окончательно удовлетворило его често­любие.

Профессор хихикнул и, отбросив в сторону очи­щенное яйцо, отправил в рот горсть скорлупы. Ком­ментируя это событие, Ладья указал, что кашель, от ко­торого сейчас надрывается глубокочтимый коллега, свидетельствует о том, что всякое злословие наказуемо; что же касается сюрпризов и сенсаций, то они просто валяются под ногами, следует только хорошенько по­рыться.

– Вот здесь! – величественно изрек Прыг-скок, топая ногой. – Открой свою тайну, земля!

В то же мгновение нас оглушил взрыв. На лице Ладьи изобразился суеверный ужас.

– А ну-ка, еще разок, – нерешительно попросил он.

– Открой свою тайну, земля, – испуганно повто­рил Прыг-скок, снова топая ногой.