Время Малера - Даниэль Кельман

На небе образовалась трещина. Острая и зазубренная. То была первая молния.

Раскаты грома волнами надвигались на них, разражаясь и снова стихая. Они ехали как раз туда, где время от времени мелькали молнии и откуда все сильнее грохотало. Вдоль линии электропередач плясали голубые искорки. Следующая вспышка оказалась еще ярче и на мгновение озарила их светом.

– Черт подери, – выругался Марсель, – в такой переплет я еще не попадал!

Теперь молнии хлестали со всех сторон и почти без перерыва. Словно это был уже не гром, а постоянный, не смолкающий грохот; он раздавался отовсюду, наполнял собой каждый миллиметр воздуха. Марсель сидел, обхватив руль руками, Давид прислонился лбом к стеклу. Молнии сверкали справа и слева, словно живые вытягивались на небе, удаляясь от земли в наэлектризованную ночь.

– Похоже, нам следовало… – Марсель не договорил.

Грохот чудовищной силы застиг их врасплох. По автомобилю пробежали белые искры, яркая вспышка ослепила их, Марсель закричал. Дорога стала ускользать, развернулась, потом еще раз, искры брызгами разлетались во все стороны; потом все стихло, шум прошел и свечение тоже. Пустынная дорога погрузилась в темноту.

Некоторое время они сидели, не говоря ни слова и не решаясь пошевелиться. Что-то было не так, словно произошло смещение перспективы. Машину развернуло на сто восемьдесят градусов.

Вот уже снова донеслись раскаты грома. Молнии редели, теряли силу, приближались к городу.

Марсель поднял руку. Та сильно дрожала. Потянулся к ключу зажигания, но промахнулся, стал искать на ощупь. Но отвел руку. Необходимости не было: мотор по-прежнему работал. Марсель нажал педаль газа. Автомобиль медленно тронулся с места. Марсель стал разворачиваться. Ни одной машины вокруг. Словно они были единственные люди на всем белом свете.

– Это была… – прошептал Марсель, – это была… Я еще никогда…

– Вторжение электрического поля… – Давид закашлялся, протер глаза, – в… окруженное проводником пространство невозможно. Это общее правило.

Марсель посмотрел на него.

– Это действительно все, что приходит тебе на ум?

За их спинами еще слышались громовые раскаты, но уже приглушенные и вполне безобидные, время от времени в зеркале заднего вида еще мерцали отдельные вспышки. Марсель дважды переключил передачу, стрелка на приборе поднялась, и они набрали прежнюю скорость.

– Пока работает, – тихо сказал Марсель, – все в порядке.

– Разумеется.

– Ты не против, если мы… Если мы просто забудем эту ночь? Все, что случилось со вчерашнего дня? Мы поедем на твой конгресс, но больше не будем об этом говорить. Согласен?

Давид кивнул.

– Тогда сделай мне еще одно одолжение.

– Какое?

– Я знаю, это будет нелегко. И с моей стороны это бестактно. Но я просто не в состоянии сейчас с тобой разговаривать. Не могу. Пожалуйста, постарайся заснуть!

Деревня, где стояли старые дома и несколько недавно отстроенных гостиниц из стекла, раскинулась на берегу озера в глубине своеобразной чаши, образованной из рассеченных ущельями гор. На самой высокой из них был ледник, похожий на остроконечную пирамиду. Отвесная скала, на которую падали солнечные лучи, отражала тепло, благодаря чему вдоль озера и росли тропические растения, посаженные и выхоженные специальным садовником; здесь жили чайки и два лебедя, разжиревшие от постоянного подкармливания отдыхающими. В деревне была старая церковь и несколько магазинов, а также бюро по обслуживанию туристов, через него часто устраивались различные мероприятия, о которых писали газеты и которые иногда даже показывали по местному телевидению. Так и сейчас: перед самой большой гостиницей стоял огромных размеров автомобиль с радиотрансляционной установкой. Отсюда вела дорога к двум другим отелям поменьше и к церкви, застроенной лесами и почти невидимой, потом она сворачивала за выступавшую вперед скалу и, петляя, шла к горному перевалу, со стороны которого, поблескивая на солнце, катился велосипед.

– Прекрасный вид, а? – вздохнул Марсель. – Жаль, что я не в отпуске и должен сидеть сейчас в конторе. Боже мой, я далее не завтракал и не брился и…

Он вздохнул. Под его глазами чернели круги, лицо было бледное и замученное.

– Это происшествие с молнией не должно тебя удивлять, – заметил Давид. – Совершенно исключено… даже если оказаться в самом эпицентре грозы. Поверь, есть явления куда более необычные…

– По-моему, мы договорились!

Давид держал руку козырьком, солнце так ярко отражалось в многочисленных окнах огромного здания, что решительно ничего не было видно: четырехугольник слепящего света на берегу озера, покрытого солнечными бликами. Они накручивали круги по серпантину, деревня выплывала то справа, то слева; гостиница приближалась и росла.

– Какие, собственно, у тебя планы? Ты собираешься пойти туда, вытащить его с конференции и заставить выслушать?

– Да, – ответил Давид, – вот именно.

Его глаза казались больше обычного, они как будто слезились и странно блестели. Мелькнул указатель с названием местечка. И вскоре они уже ехали мимо домов (на одном балконе лежала почти голая женщина, на другом восседало за столом семейство, на третьем мужчина грыз яблоко). Справа на секунду показалась мощеная набережная, ребенок грохнулся с велосипеда, скривил лицо и заревел. Марсель припарковался за радиопередвижкой.

– Ну, – сказал он, – успехов!

Давид кивнул и вылез из машины. Поток теплого воздуха хлынул ему в лицо. Сердце забилось в неверном, выбивающемся из ритма темпе. Давид схватился за грудь и прислушался: нет, все в норме. Запрокинул голову. Гостиница представляла собой башню, в которой отражались горы, небо и озеро. Стеклянные двери с шумом распахнулись, пропустив его в холл.

На полу лежал ковер со сложным разноцветным узором; в регистратуре сидел человек и читал газету. На несколько мгновений ковер привлек внимание Давида; присмотревшись и установив, что его узор достаточно прост, он тут же забыл о нем и направился к служащему.

– Где проходит конгресс?

– Конгресс, – повторил мужчина, не поднимая головы, – конгресс?

Давид взял у него из рук газету, открыл четвертую страницу и молча ткнул пальцем в статью. Человек стал читать, закрыв один глаз и облизывая губы.

– Да, верно, – согласился он, – коллоквиум. Прямо по коридору, большая дверь.

Давид развернулся и пошел. В конце коридора показались две двери. Он выбрал правую. Теплый, влажный, насыщенный хлоркой воздух, белый кафель, пляшущие солнечные зайчики на потолке, наполненный водой голубой четырехугольник, лысый фыркающий толстяк, бассейн. Давид закрыл дверь, рванул другую.

И сразу зажмурился. Зал оказался на удивление крошечный. Дальняя стена сплошь из стекла. Огромное солнце, висевшее прямо над ледником, освещало все вокруг, и на мгновение Давид почти ослеп. Постепенно зрение восстановилось. Давид разглядел кафедру с микрофоном, впереди стулья, восемь или девять рядов, все заняты; гораздо меньше, чем он ожидал. За кафедрой стоял человек. Сердце сделало перебой – все вокруг как будто подпрыгнуло.