Время Малера - Даниэль Кельман

– Разумеется.

– А авария автоцистерны? А покойник в парке? Это тоже случайность?

– Они-то какое имеют ко всему этому отношение?

По встречной полосе ехал автомобиль с включенным дальним светом: круглые вспышки фар росли и наконец ослепили их. Марсель притормозил, Давид закричал. Зажегся ближний свет, и автомобиль промчался мимо.

– Успокойся! – произнес Марсель. – Что ты такой нервный? Этот Валентинов, он знает, что мы приедем? Ты ему позвонил?

– Нет. Он бы не стал со мной разговаривать. К таким, как он, не так-то легко подступиться.

– Значит, ты вот просто так хочешь его застать?

– Я должен. Я должен заставить его выслушать меня. Если он поймет, тогда это будут знать уже двое, – он посмотрел на Марселя, глаза друга слегка блестели, – а ему-то уж поверят. Сделав поворот в гору, они выехали на автобан. Впереди в двухстах метрах от них показались огни другого автомобиля. Марсель нажал на газ.

– Однажды я написал историю, – начал он, – о мужчине, которому постоянно звонил какой-то человек. Мужчина не знал, кто это, не имел к нему ни малейшего отношения и вообще не хотел говорить с ним. Но снова и снова…

– Ты же вроде бы завязал с этим!

– Нет, – Марсель задумался, – хотел завязать. Да я и не пишу. Только мысленно. Я мог бы написать. Но забудь!

Марсель дал газ, сила ускорения вдавила их в кресла. Белые шумопоглощающие щиты возвышались вдоль дороги.

– Вторая часть «Приключений»?

– Ничего подобного! Хватило и первой. К черту, забудь!

Машина впереди приближалась. Марсель сверкнул поворотником, поменял полосу и пошел на обгон. На несколько секунд рядом с Давидом оказался водитель другого автомобиля; он был один, но шевелил губами, словно участвовал в их разговоре. Вскоре они оставили его позади.

– Странно, – сказал Давид, – ты видел?…

– Перестань принимать все на свой счет! И больше никогда не спрашивай меня про вторую часть. Ее не будет. Кругом одно честолюбие, борьба, сплошная честолюбивая вонь! Нужно вовремя бросить. Главное – вовремя бросить. Это и тебя касается, с твоей теорией. Даже если она верна, что с того! Кто-то сидит за столом и десять лет корпит, не разгибаясь, над чем-то только ради того, чтобы получить Нобелевскую премию и пользоваться успехом у женщин. Ты, может, уже замечал, как сразу искажается суть книги после ее публикации?

Снова вынырнул вертолет. Он снижался и рос, делаясь все ближе. Вот уже показался пропеллер.

Марсель продолжал держать руль в прежнем положении. Автобан был совершенно прямой, и, насколько хватало глаз, ни одного автомобиля.

– Ты уж, пожалуйста, не спи! – закричал Марсель. – Говори со мной! Иначе я вырублюсь. Слышишь?

Давид не ответил. Его грудь равномерно поднималась и опускалась. Марсель протянул руку, но потом передумал и отвел назад. Включил радио: из динамиков живо полились тихие фортепианные аккорды. Марсель вздохнул. Он глядел на дорогу, на щиты, на дорожные разметки и все новые линии…

Давид тоже слышал музыку. Даже попробовал следовать за ней, и, к его удивлению, это удалось, тогда парившие в воздухе звуки стали частью сна. Он сразу отметил, как четко прослушивалась их связь с числами: одни были близки, другие чужды друг другу, третьи даже не скрывали взаимной антипатии, этакой арифметической вражды. Казалось, это было упорядоченное время (и проплывавшие где-то за окном столбы вели ему счет), и оно постоянно переигрывалось – сумма чисел и времени; аккорды исчезали, но возвращались снова, возвращались все до единого.

А потом Давид увидел ее. Снова увидел. Она стояла перед ним, слегка наклонив голову, и безучастно смотрела. И Давид знал, он был совершенно уверен, что это не воспоминание, не наваждение, не тень от ее тусклого и мимолетного появления, как обыкновенно бывает во сне, а самая что ни на есть реальность. Сестра была точно такая, как в детстве, но воздействие чуждого потустороннего мира все же сказывалось. Она была моложе. Но знала то, чего не знал никто, знала самое сокровенное и потому хранила молчание. Обмолвись она хоть словом, и случилось бы страшное – Давиду пришлось бы все забыть; и он забывал, каждую ночь, всю жизнь. Откуда взялись эти фортепианные аккорды? Ему захотелось добраться до источника звуков. Воздух вокруг рябил, цвета переливались, смешивались, застывали, словно хотели его удержать. И действительно удерживали. Он не мог подойти ближе. Аккорды, тиканье и уплывающие, уплывающие столбы, из ночи в ночь. Сестра о чем-то грустила. Место было нечистое. Возможно, именно это она и хотела ему сказать. Столбы, музыка. Девочка даже не улыбалась. Вдруг Давид догадался: она ждала его там, все это время, все эти годы, и вот уже совсем скоро…

– Все! – прокричал Марсель. – Просыпайся!

Давид осторожно приоткрыл глаза. Руль, панель приборов, наклейка на стекле. Запах кожаных сидений. Он проснулся.

– Приехали. Ты дрых почти два часа! Свинство с твоей стороны, не находишь?

Они припарковались к обочине, на грязной, темной и широкой улице, тянувшейся между огромными домами, в которых горело только несколько окон. Вдали загремел гром. Давид посмотрел на часы: стрелка едва перевалила за три. Он открыл дверь и вышел из машины.

В воротах было вмонтировано переговорное устройство и панель с кнопками. В самом верху убористым шрифтом написано Валентинов. Давид уставился на табличку: здесь живет он. В этом месте, во плоти, материальный, как всякий человек. Давид почесал затылок и на некоторое время задумался. Потом нажал кнопку.

Ничего. Снова донеслись раскаты грома. Давид позвонил еще раз.

Раздался щелчок, включился громкоговоритель. И голос – слышимость была на удивление отменная – ответил, перекрывая электронное жужжание:

– Да?

– Я могу подняться? Моя фамилия Малер. Мне нужно к профессору Валентинову.

Динамик жужжал. Давид уставился на него. Динамик жужжал. Марсель отстранил Давида и наклонился к микрофону:

– У вас есть машина?

– Что?

– Мы можем подняться? Речь идет о вашем автомобиле.

Жужжание прекратилось. Щелкнул дверной замок.

– Вот видишь, – сказал Марсель, – это всегда срабатывает.

Лифт был допотопный. Дверь закрывалась не до конца, кабина двигалась медленно, отрывисто, словно набиралась сил перед каждым следующим скачком, сопровождавшимся скрипом. Лифт остановился, и они вышли. Это был самый верхний этаж с одной-единственной дверью.

– Если он откроет, говоришь ты! – сказал Марсель. – Я тут ни при чем. Если вызовет полицию, я тебя не знаю. Понял?

Дверь открылась. Перед ними стояла маленькая пожилая женщина в рабочем халате. Казалось, у нее не было шеи, ее круглая складчатая голова сидела прямо на плечах. Коричневые сандалии на босу ногу.

– Я хотел бы к нему! – сказал Давид.