Фрикомыслие. Нестандартные подходы к решению проблем - Стивен Дж. Дабнер

Стоун, обладатель ученой степени по физике, сам всю жизнь показывает фокусы. Его первое выступление на публике случилось на праздновании его шестилетия. «Оно прошло не очень, — вспоминает он. — Меня прервали. Это было ужасно. Я оказался недостаточно подготовлен». Он совершенствовался и с тех пор выступал перед самыми разными слушателями, в том числе перед светилами биологии, физики и других наук. «Думаете, ученых сложно одурачить? Наоборот, это очень просто».

Во многих своих фокусах Стоун использует «двойной подъем», когда с верха колоды снимают и показывают две карты так, как будто это одна. Именно таким образом фокусник находит снова «вашу» карту, хотя вы и засунули ее в середину колоды. «Это сногсшибательный трюк. Простой и в то же время очень убедительный». Стоун показывал его тысячи раз. «За всю мою карьеру только раз или два взрослый человек без специальной иллюзионистской подготовки смог понять суть фокуса. Дети же ловили меня за руку множество раз». Почему же детей труднее обмануть? Стоун приводит несколько причин.

Фокусник с помощью знаков и уловок постоянно управляет вниманием публики, чтобы она видела то, что он хочет. Взрослые, которые всю жизнь привыкли следовать подсказкам, особенно послушны иллюзионисту. «Интеллект не отменяет легковерности», — говорит Стоун.

Взрослые лучше детей фокусируют и удерживают внимание на одном предмете. «Это-то и нужно, чтобы фокус удался, — отмечает Стоун. — Именно это позволяет ввести человека в заблуждение». Между тем внимание ребенка «более рассеяно, поэтому его сложнее обмануть».

Дети не принимают на веру привычных догм. «Они относительно свободны от предубеждений и ожиданий относительно того, как устроен наш мир, а трюки и фокусы как раз и используют против зрителя его же собственные предубеждения и ожидания. Когда вы делаете вид, что тасуете колоду, они даже не замечают, тасуете ли вы ее».

Дети по-настоящему любопытны. По опыту Стоуна, взрослый может быть одержим желанием сорвать фокус и опозорить фокусника (таких зрителей называют «кувалдами»). Ребенок же «пытается понять, как делается трюк, потому что дети только этим и занимаются — выясняют, как устроен мир».

В определенном смысле дети сообразительнее взрослых. «Когда мы взрослеем, восприятие притупляется, — говорит Стоун. — Мы уже не замечаем того, что замечали в свои 18 лет. Поэтому в случае “двойного подъема” ребенок может увидеть разницу в толщине между одной картой и двумя».

Дети не раздумывают над фокусом слишком долго. Взрослые, наоборот, ищут неочевидное объяснение. Хотя большинство фокусов довольно просты, «люди строят целые теории». «Они выискивают самые причудливые объяснения, говорят, что я их загипнотизировал или заставил поверить, будто они видят туза, хотя там была другая карта. Они никак не могут понять, что я подложил им именно эту карту».

Стоун также указывает на последнее преимущество, которое никак не связано с характером мышления детей, но помогает им разгадывать фокусы, — их рост. Стоун показывает фокусы с самого близкого расстояния, поэтому «предпочтительно, чтобы зритель был одного роста с иллюзионистом». Дети же смотрят на фокусы снизу вверх. «Мне очень нравится фокус с исчезающей и снова появляющейся монетой. Монету нужно прятать на тыльной стороне ладони, и невысокие дети могут ее заметить».

Обладая преимуществом низкого роста, дети могут легко разгадать самый тщательно подготовленный фокус, задуманный так, что его следует смотреть только сверху. И если вы сами не показываете фокусы, то никогда не и не подумаете, что такое преимущество существует. Это иллюстрация идеальной «фриканутости» — нужно смотреть на вещи с разных точек зрения, чтобы ухватить суть.

При всем этом мы не пытаемся убедить вас полностью копировать поведение восьмилетнего ребенка. Это, скорее, создаст больше трудностей, чем решит. Но было бы здорово протащить контрабандой во взрослую жизнь несколько инстинктов из детства. Мы бы тратили больше времени на выяснение того, что мы на самом деле имеем в виду, и задавали бы вопросы, ответы на которые нас действительно интересуют; может быть, мы даже сумели бы ослабить эту пагубную взрослую привычку притворяться.

Исаак Башевис Зингер, лауреат Нобелевской премии по литературе, творил в разных жанрах; писал он и детские книги13. В эссе «Почему я стал писать для детей» он объясняет притягательность такой работы: «Дети читают книги, а не отзывы на них. Их не интересует мнение критиков. Если книга скучная, они зевают без страха и стеснения». И лучшая их черта (авторы всего мира тут должны вздохнуть с облегчением): дети «не ждут, что их любимый автор спасет человечество».

Поэтому, пожалуйста, когда дочитаете эту книжку, дайте ее детям.

ГЛАВА 6 КАК ДАВАТЬ КОНФЕТЫ ДЕТЯМ?

Трехлетняя Аманда уже хорошо ходила на горшок, но в какой-то момент все пошло по-старому. Никакие прежние средства поощрения — ни наклейки, ни похвалы — не могли заставить ее снова пользоваться горшком1.

После многочисленных безуспешных попыток ее мама сдалась и перепоручила дело отцу девочки — одному из авторов этой книги. Он был абсолютно уверен в успехе. Как большинство экономистов, он считал, что любую проблему можно решить, если дать правильный стимул. Тот факт, что дать его нужно было ребенку, только облегчал задачу.

Он присел на корточки и посмотрел Аманде в глаза.

— Если ты сходишь в туалет на горшок, я дам тебе пакетик M&M’s, — сказал он.

— Сразу? — спросила она.

— Сразу.

Он прекрасно знал, что все до одной книги по воспитанию детей не одобряют использования конфет в качестве взятки, но ведь эти книги не экономисты написали.

Аманда помчалась в туалет, сделала свои дела и вернулась, чтобы получить M&M’s. Победа! Трудно сказать, кто из них больше гордился собой — отец или дочь.

План работал безупречно в течение трех дней — ни одного промаха. Но на утро четвертого дня все изменилось.

В 7:02 Аманда объявила: «Мне нужно в туалет». Она сходила и получила свои конфеты.

7:08, то же самое утро. «Мне нужно опять». Она немного пописала и пришла за конфетами.

7:11. «Я еще хочу писать». Выдавив из себя несколько капель, Аманда потребовала еще одну порцию M&M’s.

Это продолжалось довольно долго, так что участники не смогли запомнить точное число походов в туалет.

Насколько сильно действуют стимулы? За четыре дня маленькая девочка не только стала ходить на горшок, но и превратила свой мочевой пузырь в самый сверхточный дозатор. Она хорошо поняла, что при условии внешнего стимулирования нужно делать, чтобы добиться желаемого. В договоре не было текста мелким шрифтом, ограничений на максимальный объем сделки и частоту траншей. Были только девочка, пакетики с конфетами и туалет.

Если и есть главный жизненный принцип фрика, то его можно сформулировать так: люди реагируют на стимулы. Несмотря на всю его очевидность, удивительно, как часто люди забывают об этом, что нередко бывает началом катастрофы. Понимание мотивов и стимулов каждого из тех, кто имеет отношение к проблеме, — важнейшее и необходимое условие успешного ее разрешения.