Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

Закончив грустный рассказ, он воскликнул:

— Дядя Павел, тетя Мария, вы, наверное, думаете, что я предал своего друга и еврейство? Вы можете осуждать меня. Что мне было делать? Я ведь хотел только одного — выжить. Но меня мучает совесть за то, что я ношу чужое имя. Я потом узнал, что его деревню немцы сожгли за связь с партизанами, а всю родню расстреляли. Но то, что из еврея я стал русским, — это меня мучает все время. Поверьте мне, в глубине души я все равно чувствую себя евреем.

Мария подошла, погладила Сашу по опущенной голове:

— Напрасно ты думаешь, что мы осуждаем тебя. В такой ужасный момент, когда ты ждешь, что тебя вот-вот убьют, каждый из нас поступил бы так же. Мы понимаем и считаем, что ты был прав.

Павел добавил:

— Понимаешь, Саша, твое новое русское имя — это такая же оболочка, как и мое. Я ведь родился Пинкусом Гинзбургом и рос под этим именем в еврейском поселении в Рыбинске. Но после революции, когда евреев уровняли с другими в правах, я захотел равноправным войти в русскую среду, выбрал себе русское имя Павел и нейтральную фамилию Берг. В те годы многие евреи брали себе русские имена. Вся история полна таких примеров, когда людям почему-либо это становится выгодно. И веру люди нередко меняли. Сам Карл Маркс из иудея тоже превратился в немецкого христианина, протестанта. У тебя на это были более жизненные основания. А что такое имя? Если вдуматься — это только оболочка. Но важна не оболочка, а сердцевина. Вот от нее не надо отказываться. Мы должны чувствовать себя евреями, не забывать свои корни, гордиться ими, сохранять в себе всегда.

* * *

— Дядя Павел, мне маршал Жуков сказал, что генерал Судоплатов арестован. За что?

— Это ужасная несправедливость. Хрущев просто свел с ним счеты за прошлое. Я знал Пашку с четырнадцати лет, он был моим учеником и воспитанником. Он был в моей разведке, оказался очень способным, я его рекомендовал выше. А потом он стал начальником контрразведки страны, генералом.

Мария добавила:

— Саша, если хочешь, мы познакомим тебя с женой Судоплатова.

— Да-да, тетя Мария, я очень хочу. Я поблагодарю ее вместо мужа — ведь это он нашел меня в лагере и представил к награде.

Эмма Судоплатова с двумя сыновьями-подростками продолжала жить в бывшем особняке расстрелянного министра внутренних дел Ягоды в Милютинском переулке, на углу улицы Кирова (нынешняя Мясницкая). Особняк передали ее мужу еще по указанию Сталина в последние дни войны. В Управлении контрразведки продолжали уважать память бывшего начальника и решили не забирать особняк у семьи.

Когда Павел с Марией привели туда Сашу, он, как всегда, первым делом смутился:

— Извините за беспокойство, Эмма Карловна, мне очень хотелось познакомиться с генералом и поблагодарить его. А дядя Павел с тетей Марией рассказали мне все.

Эмма, усталая пожилая седая женщина, улыбнулась его неловкости и подумала: «Как после всех испытаний судьбы этот человек сумел сохранить в себе столько непосредственности и наивности?»

Она по-матерински обняла его:

— Какое беспокойство? Я очень рада, что вы пришли. Мой муж был бы счастлив познакомиться с вами. Он рассказывал про ваш подвиг, только не знал вашего имени. Так вот вы какой, наш герой!

Саша склонил голову набок, залепетал:

— Эмма Карловна, ну какой я герой? Всю операцию, в которой и участвовал, ниш муж задумал и разработал. Спасибо ему.

— Ну-ну, не скромничайте.

— А как сейчас здоровье генерала?

— Пока он находится в тюремной психиатрической больнице, там его наблюдают. Но он крепкий человек, и я надеюсь, что его освободят.

Она провела Сашу по шести комнатам и коридорам особняка. На стенах были развешаны фотографии, другие стояли в рамках на столах и тумбочках. На них Судоплатов в генеральской форме, со звездой героя, был снят где один, а где — с другими известными военными.

— Какие знаменитые люди сфотографированы с вашим мужем!

— Да, было время, когда его уважали. Пойдемте за стол, и вы мне все расскажете.

— Я расскажу, конечно, расскажу. Когда я сбежал из плена, мне хотелось дойти до Витебска, чтобы узнать о маме и сестрах. Я застрял в одной деревне… — Он вдруг прервал рассказ, потом добавил: — Там была одна чудесная женщина, Надя, из города.

Лицо Саши зарделось, Эмма хитро посмотрела на него и спросила с чисто женским любопытством:

— А Надю Вы потом, после войны, видели?

— Нет, не пришлось. А хотелось бы, очень, — сказал он огорченно и глубоко вздохнул.

Мария с Эммой по-женски переглянулись — наш герой был влюблен.

Эмма сказала ободряюще:

— Может быть, все-таки вы встретитесь опять.

— Как ее разыскать? Я ведь даже фамилию ее не знаю. Помню, что Надя и что очень красивая. Потерял я ее… — И Саша опять вздохнул.

— Ну а что потом, после Нади, было?

— Потом? — Он так задумался, вспоминая Надю, что потерял нить разговора. — В львовской тюрьме меня долго держали в камере. Однажды гестаповский офицер закричал мне по-немецки, чтобы я помыл пол в его кабинете. А когда мы вошли в кабинет, он вдруг тихо заговорил по-русски. Я страшно удивился, а он сказал: «Я даю тебе важное задание». Оказалось, что нас отправят работать на железнодорожных путях, в Дрезден, и мне нужно следить за эшелонами немецких солдат и запоминать, сколько их и куда отправляется. Потом я сбежал и спрятался в сторожке стрелочника, под полом. Он оставил мне там рацию и инструкцию, что и как передавать. — Тут Саша покраснел и добавил: — Но этого я вам сказать не могу, это пока еще военная тайна. Я все передал, но потом немцы меня нашли, мучили на допросах и повели на казнь — повесить хотели. Я был в таком состоянии, что плохо это помню.

Эмма воскликнула:

у Да про вас надо поэмы писать, надо кинофильм снимать! Это же настоящая героическая эпопея!

— Нет, что вы, Эмма Карловна, какие поэмы? Этого я не заслуживаю. Конечно, было нелегко.

Она смотрела на него с материнским обожанием, в глазах стояли слезы.

— Саша, вы так трогательно застенчивы, я в жизни не встречала такого человека. Но откуда, откуда вы взяли столько силы воли и мужества, чтобы вытерпеть все это?

Он снова покраснел:

— Эмма Карловна, ведь это очень просто: человек попадает в такие обстоятельства, что у него нет другого выхода, если он хочет выжить. А выжить мне очень хотелось.

Павел, улыбаясь, добавил:

— Саша тогда так это сформулировал: «Живым остаться — это главное геройство».

У Саши была только одна мечта: скорее поехать в Витебск. Он еще надеялся, что мама и сестры живы и ждут его. С вокзала в Витебске Саша почти бегом поспешил на свою улицу. Но вокруг был только разрушенный город, и от его улицы ничего не осталось. С тяжелым предчувствием он пришел в горсовет, там его приветливо встретил председатель: