Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

— С радостью, — ответил он и поцеловал ее.

Поцелуй вопреки ее ожиданиям оказался приятным. Его губы были холодные и гладкие, и он не совал ей в рот язык в этом первом, пробном поцелуе. Только губы к губам, мягкие и чувственные.

— Пойдем, — сказала она, беря лампу.

Ее спальня была недалеко, личные покои фараона на малой стороне дворца. Антоний сорвал с себя тунику — под ней никакой набедренной повязки — и развязал банты, удерживавшие ее платье на плечах. Платье соскользнуло к ногам. Клеопатра присела на край постели.

— Хорошая кожа, — пробормотал он, растянувшись рядом с ней. — Я не сделаю тебе больно, моя царица. Антоний хороший любовник, он знает, какую любовь подарить хрупкому существу вроде тебя.

И действительно, он знал. Их акт был медленным и удивительно приятным. Он касался ее тела гладкими руками, а когда стал ласкать ее груди, это было восхитительно. Несмотря на уверения, что он не причинит ее боли, ей было бы больно, если бы она уже не родила Цезариона. Прежде чем войти в нее, он порядком раздразнил ее, по-разному используя свой огромный член. Он довел ее до оргазма прежде себя, и этот оргазм удивил ее. Это казалось ей предательством Цезаря, но Цезарь сам предал ее, так какое это имело значение? А самым ценным подарком для нее стало то, что Антоний ничем не напоминал Цезаря. То, что было у нее с Антонием, принадлежало только Антонию. Еще разница состояла в том, что, как только они оба испытали оргазм, он снова был готов для нее. Ее смущало, что она испытала несколько оргазмов. Неужели она так сильно изголодалась? Ответ явно был положительный. Клеопатра, монарх, опять почувствовала себя женщиной.

Цезарион пришел в восторг оттого, что она сделала Марка Антония своим любовником. В этом отношении он не был наивным.

— Ты выйдешь за него замуж? — спросил он, прыгая от радости.

— Может быть, со временем, — ответила она, чувствуя огромное облегчение.

— А почему не сейчас? Он самый сильный в мире.

— Потому что это слишком быстро, сын мой. Сначала мы с Антонием решим, выдержит ли наша любовь ответственность брака.

Что касается Антония, его распирала гордость. Клеопатра не была первой правительницей, с которой он спал, но она была намного важнее. И как он обнаружил, ее сексуальные навыки представляли нечто среднее между навыками профессиональной проститутки и покорной римской жены. Это ему подходило. Когда мужчина начинает отношения не на одну ночь, ему не нужна ни та ни другая, поэтому Клеопатра оказалась как раз тем, что нужно.

Этим можно было объяснить его настроение в первый вечер, когда его любовница щедро развлекала его. Вино было великолепное, а вода горчила, так зачем добавлять воду и портить такое вино? Антоний забыл о благих намерениях, даже не поняв, что счастливо, безнадежно пьян.

Гости Александрии, все македонцы высшего статуса, сначала смотрели на пьяного Антония с изумлением, потом, похоже, решили, что для этого должны быть серьезные причины. Писарь, ужасный человек с огромным самомнением, с гиканьем и хохотом опрокинул в себя первый графин, потом схватил проходившую мимо служанку и занялся с нею любовью. Тут же его примеру последовали другие александрийцы, доказавшие, что они не уступают римлянам, когда дело касается участия в оргиях.

Для трезвой Клеопатры, изумленно наблюдавшей за происходящим, это стало совершенно новым уроком. К счастью, Антоний, кажется, не замечал, что она не присоединилась к этому веселью, — он был поглощен выпивкой. Вероятно потому, что и ел он очень много, вино не довело его до скотского состояния. В укромном углу Сосиген, более опытный в этих делах, чем его царица, поставил ночные горшки и тазы за ширму, где гости могли облегчиться через любое отверстие, а также выставил бокалы с зельем, чтобы утром гости не страдали от похмелья.

— Мне было так весело! — кричал Антоний на следующее утро, чувствуя себя замечательно. — Давай сегодня вечером повторим!

Итак, для Клеопатры начались постоянные кутежи, продолжавшиеся больше двух месяцев. И чем более дикими они становились, тем больше радовался им Антоний и тем лучше чувствовал себя. Сосиген получил задание придумывать новинки, чтобы разнообразить качество сибаритских праздников. В результате корабли, приходящие в Александрию, выгружали музыкантов, танцоров, акробатов, мимов, карликов, уродов и фокусников, собранных со всего восточного побережья Нашего моря.

Антоний обожал розыгрыши, иногда граничившие с жестокостью. Он обожал рыбалку, обожал плавать среди голых девушек, править колесницей (что запрещалось аристократам в Риме), обожал охоту на крокодила, обожал всякие проделки, грубую поэзию, пышные зрелища. Его аппетит был настолько огромным, что раз по десять на дню он кричал, что голоден. Сосигену пришла в голову блестящая идея иметь наготове полный обед с набором лучших вин. Это сразу же возымело успех, и Антоний, крепко целуя его, назвал маленького философа принцем хороших людей.

Александрия ничего не могла сделать против пятидесяти с лишним пьяных людей, которые бегали по улицам с факелами, танцуя, стуча в двери и с хохотом убегая прочь. Некоторые из этих возмутителей спокойствия были высшими чиновниками города, чьи жены сидели дома, плача и удивляясь, почему Клеопатра позволяет все это.

Царица позволяла это, потому что у нее не было выбора, хотя сама она неохотно участвовала в подобных дурачествах. Однажды Антоний заставил ее опустить шестимиллионную жемчужину Сервилии в бокал с уксусом и выпить его. Он верил, что жемчуг растворяется в уксусе. Зная, что это не так, Клеопатра выполнила его просьбу, хотя выпить уксус было выше ее сил. На следующий день жемчужина как ни в чем не бывало красовалась у нее на шее. Зачастую гулянки сопровождались рыбалкой. Не добившись успеха как рыболов, Антоний платил ныряльщикам, чтобы они насаживали живых рыб на его удочку. Он вынимал трепещущих рыб и хвастал своим умением, пока однажды Клеопатра, уставшая от его хвастовства, не заставила ныряльщика насадить на его удочку тухлую рыбу. Но он хорошо воспринял шутку — это было в его характере.

Цезарион весело наблюдал за всеобщим шутовством, хотя ни разу не попросился на вечеринки. Когда Антоний был в настроении, они садились на коней и мчались охотиться на крокодила или бегемота, оставив Клеопатру терзаться при мысли, что ее сына затопчут огромные ножищи или перекусят длинные желтые зубы. Но надо отдать должное Антонию, он защищал мальчика от опасности, просто давая ему возможность хорошо провести время.

— Тебе нравится Антоний, — сказала Клеопатра сыну в конце января.

— Да, мама, очень. Он называет себя новым Дионисом, но на самом деле он — Геракл. Он может держать меня на одной руке, представляешь? И бросает диск на триста шагов.

— Я не удивляюсь, — сухо ответила она.

— Завтра мы идем на ипподром. Я поеду с ним в его колеснице — четыре коня в ряд, самая трудная упряжка!

— Гонки на колесницах — не подобающее фараону развлечение.

— Я знаю, но это так весело!