Волшебная мелодия Орфея - Лариса Капелле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как это фиг! – слегка возмутилась его собеседница.
– В смысле, мы же не детективы! Да и потом, нас, что ли, касается, кто его и за что убил! – пожал плечами хакер.
– У тебя с моралью явный напряг, – констатировала Столетова.
– То есть у тебя с ней все в порядке?
– У меня да, – уверенно заявила Настя, – а вот ты и этические вопросы…
– У меня нет никакой проблемы с этическими вопросами, – заявил хакер, – задай, какой хочешь.
Столетова оторопела. Потом, поразмыслив, решила: а почему бы и нет? Мораль у Бодлера была, но очень уж она была своеобразной. Ей иногда хотелось получше изучить друга Гарика. Она с радостью ухватилась за эту возможность отвлечься. Почему бы действительно не задать ему пару традиционных этических задач. Первая в голову пришла сразу, ее они совершенно недавно обсуждали с коллегами по кафедре. Проблема вагонетки и толстяка и два выхода из положения были предложены одним английским философом, имя его или ее Настя благополучно забыла, но проблема осталась в памяти. Она была весьма интересной, и из ее решения вытекало огромное количество этических вопросов. Задача была в следующем: неуправляемая вагонетка катится по рельсам, ты – случайный свидетель, тебе видно, что она катится прямо к месту, где к рельсам привязано пять человек. У тебя есть возможность перевести стрелку и отправить ее на запасной путь. Но там к рельсам тоже привязан один человек. Выбор: перевести или не перевести стрелку, выбрать между точной гибелью пятерых или возможной одного. С толстяком же получалось следующее, та же взбесившаяся вагонетка, только сейчас ты на мосту, рядом с тобой ну очень уж толстый человек, внизу на полной скорости несется вагонетка, прямо по ее курсу снова пять привязанных, обреченных на скорую гибель. Ты теоретически можешь столкнуть толстяка на рельсы, его тело остановит вагонетку, пятеро будут спасены. Соотношение то же: одна жизнь к пяти. Картина получалась интересной. Большинство людей считали, что перевести стрелку приемлемо. В то же время то же самое большинство единодушно постановляло, что сталкивать толстяка на рельсы аморально. Она коротко пересказала все это Бодлеру.
– Ну и что? – поинтересовался тот.
– Как что! Что бы ты выбрал?
– Я? – удивился Бодлер. – Почему я должен выбирать?
– Чтобы я наконец поняла, к какому типу людей ты относишься.
– Сначала объясни, потом отвечу.
– Я не хочу влиять на твой ответ.
– Ни на что ты не влияешь, – махнул головой он, – ответ уже готов.
– Но у меня нет никаких гарантий, – упорствовала Настя.
– А, чистота эксперимента, – понимающе усмехнулся Бодлер, – тогда смотри, я вот тут напишу на бумажке ответ и сложу ее, потом откроешь.
Сказано – сделано, и Настя принялась объяснять предложенную коллегой логику:
– Просто один тип людей посчитает, что есть определенные принципы, которые ни в коем случае преступать нельзя, например, нельзя прибегать к пыткам, нельзя лгать во благо и прочее. Другие верят, что во имя общественного счастья и всеобщего блага можно пойти на все.
– То есть одни ни за что не столкнут толстяка, другие столкнут. Зато в первом случае, когда надо перевести стрелку, почти все согласны, что это возможно?
– Именно так.
– И каким образом они это объясняют?
Вопрос был на засыпку, и Настя остановилась, раздумывая над ответом.
– Тогда я скажу, а какое право мы вообще имеем выбирать в обоих случаях? Людям не нравится сталкивать толстяка, потому что они убьют его собственными руками. Зато перевести стрелку – нет проблем. Кто я такой, чтобы выбирать, кому жить, а кому умирать. Я в этом вижу полную несправедливость. Вот посмотри, перед тобой два человека: один красив, умен, силен, приятен в общении, другой замухрышка, и характер поганый, и тебе предстоит выбрать, кого оставить в живых, а кого отправить на тот свет, что ты будешь делать?
– Ну ты загнул, – растерялась Столетова.
– Я ответил на твой вопрос, ответь на мой!
– Наверное, красивого оставлю, для генофонда.
– Вот именно, для генофонда, только проблема в том, что замухрышку зовут Альберт Эйнштейн!
На этот раз Насте пришлось признать собственное поражение. Любые морально-философские вопросы выглядели очень интересно в изложении других, но когда приходилось выбирать самой, все оказывалось не так-то просто. И вообще, если так задуматься, то Бодлер не очень-то и ошибался. Действительно, кто они такие, чтобы выбирать?
– Привет, – раздался на пороге веселый голос Гарика.
Задумавшаяся Настя подскочила на месте.
– Я тебя напугал!
– Немного, – призналась она.
– Что-то случилось?
– Ничего особенного, просто нервы на взводе!
– Бодлер довел, – констатировал Гарик.
– Как ни странно, но он здесь ни при чем, – отвертелась Настя.
Следом Арутюнян устроился на кухне, быстро и споро готовя ужин. Гостей он к готовке не допускал, что, впрочем, было гораздо более благоразумным. Кулинарные способности Насти были более чем скромными, а у Бодлера вообще находились где-то в отрицательных величинах.
– Ну что, как продвигаются ваши расследования? – прокричал он с кухни.
– Пока ничего нового, – отозвался Бодлер.
– А у тебя, Настя?
– Изучаю историю Орфея с психоакустикой в обнимку, – отозвалась Столетова.
– А, смесь бульдога с носорогом, – усмехнулся Гарик.
– Говорите по-французски, – попросил Бодлер.
– Не беспокойся, ничего секретного, – усмехнулся Гарик, – за ужином поговорим.
Арутюнян, похоже, смирился со своей участью. Настю от участия в детективном расследовании отговаривать перестал, даже стал в какой-то степени поощрять. Столетову такая перемена в отношении сначала было расстроила. Она-то по наивности своей полагала, что Гарик очень переживает за сохранность жизни своей гостьи, а значит, она ему не безразлична. А тут получается, что не очень-то. С другой стороны, в этом была даже своя прелесть. Хоть на какое-то время вырваться из обычного мира и повседневных забот, сменить темп и погрузиться с головой в становящееся все более интересным расследование. Настя ловила себя на мысли, что именно этого ей раньше и не хватало. Благоразумный человек сказал бы, что ищет приключения на задницу. Но Насте на мнение этого благоразумного человека было решительно наплевать. В этот момент она словила себя на мысли, что ей нравилось наблюдать за Гариком, и вообще ее успокаивало его присутствие. Арутюнян был человеком действия, особенно ничем не заморачивался и сложных вопросов себе не ставил. Наверное, он и был той самой широкой спиной, за которой было хорошо прятаться. Проблема в том, что как раз прятаться Настя не любила. Хотя сейчас в голову лезли всякие мудрые мысли, вроде того, что не мешало бы успокоиться и начать размышлять как зрелая, опытная женщина, которой следовало думать о строительстве очага, рождении детей и т. д. Правда, от подобных мыслей волосы у Насти вставали дыбом и за сценой как «Бог из машины» вещала мудрая Антонина Викторовна, что ее дочери пора бы повзрослеть! Чего стоил очередной утренний разговор с матерью и тетей! Настя тряхнула головой, отгоняя ненужные и совершенно уж несвоевременные мысли. Тем временем Бодлер стал показывать Гарику ролики с записями похорон Магнуса, зачитыванием завещания. Дальше – больше, оказалось, что хакер времени даром не терял, подключился к компьютеру нотариуса, стал постоянным гостем в мейлах семьи Вельтэна и активно шпионил за всеми, имеющими хоть какое-либо отдаленное отношение ко всей этой истории. Единственное разочарование: Вальтер Дильс оказался ему не по зубам. Что ж, и на старуху бывает проруха.