Волшебная мелодия Орфея - Лариса Капелле

В комнате установилась тишина. Было слышно только громкое дыхание глухонемого охранника аббата.

– Продолжай, – вымолвил настоятель, на этот раз все его внимание было обращено к стоявшему напротив санитарному брату.

– Эта смерть – дело рук человеческих, Ваше Святейшество! Может быть, связанных с дьяволом, но человеческих! – твердо закончил Бернар.

Петр Достопочтенный вскинул голову и посерел. Только сейчас Бернар заметил, насколько постарел за последнее время их настоятель. Голубые, цвета неба глаза стали почти бесцветными, нос обострился, обтянутый сморщенной кожей подбородок беспрерывно подрагивал. Он весь как-то скукожился, ссутулился, только голос продолжал оставаться властным и напоминал того, бывшего Петра Достопочтенного:

– Ты уверен в этом?

– Уверен, мой отец, – как можно тверже ответил Бернар.

– Спаси нас, Отец Небесный, – перекрестился аббат, – ну что ж, видимо, мы сами себе «собрали гнев на день гнева» (Римл.2, 4–5), – грустно добавил он, покачав головой. Потом он замолчал.

Слышны были стук молотков, звук голосов, резкие команды каменщиков, поднимающих камни западного нефа базилики.

– Ваше святейшество, – не выдержал наконец Бернар, – мы должны найти виновных.

Аббат видимо заколебался, он размышлял, словно взвешивая все «за» и «против». Потом махнул рукой:

– Что же, будь по-твоему, только при одном условии: расследование свое ты будешь держать в тайне. Никому пользы не принесет, если узнают, что мы сами сомневаемся в естественности гибели нашего гостя. Плохая слава нашему монастырю ни к чему. Сам знаешь, сколько у нас завистников, и, к сожалению, не только среди светских, но и среди монашеской братии.

– Я выполню все в точности, – заверил его Бернар.

– Полагаюсь на твое благоразумие и сдержанность, дорогой брат. А помогать тебе будет брат Ансельм, он лучше всех узнал нашего гостя и его ученика, так что лишним он не окажется. А в его умении держать язык за зубами никакого сомнения у меня нет.

Бернар хотел было возразить, что в помощниках в таком деликатном и требующем осторожности деле не нуждается. Но аббат кивнул, давая знать, что аудиенция окончена, потом взял в руки колокольчик, заметив который Поль замычал и открыл дверь. Бернар поклонился и вышел прочь. На обратной дороге прокручивал в голове разговор с аббатом. Конечно, своего он добился. Только неприятное чувство неудовлетворения не оставляло его. Было ли ему причиной необходимость посвящать во все Ансельма или что-то другое, пока словами не выраженное, он не знал.

После повечерия на выходе из церкви его поджидал Ансельм.

– Его святейшество посвятил меня в курс дела, – без обиняков выложил странноприимный брат, – так ты уверен, что нашего гостя убили?

– Ни в чем я не уверен, – нервно оглянулся Бернар.

– Ты прав, – без слов понял Ансельм, – для разговора нам надо найти укромное место. У нас тут повсюду уши и глаза имеются, особенно вон те, хромоногие, – взглядом указал он в сторону ошивающегося рядом Иосифа. – Встретимся в сторожке рядом с садом, как только луна спрячется вон за тем дубом, договорились?

Бернар только кивнул в ответ. Но дойти до лазарета спокойно ему все равно не дали. Дорогу перерезал вездесущий Иосиф, не зря же он все время рядом околачивался.

– Правда, что Ожье убили? – запыхавшись, поинтересовался он.

– С чего ты взял?

– Ты, брат, не увиливай, я же тебе все как на ладони, как на исповеди, а ты меня даже в известность не поставил! – с обидой выговорил Иосиф.

– Сначала ответь на вопрос: почему ты решил, что Ожье убили?

– Да его ученик чуть за грудки с приором не схватился! Мол, убили его учителя и его, Руфина, порешить хотят.

– Теперь слушай внимательно, Иосиф, причина смерти теолога мне неведома, иначе я бы и сам заявил об этом во всеуслышание.

– Так его убили или нет? – растерялся слегка Иосиф.

– Не знаю, говорю тебе, не знаю, – раздраженно произнес Бернар, которому не терпелось самому найти ученика теолога и расспросить его поподробнее, – кстати, мне показалось, что Руфина на вечерней молитве не было?

– Остался в странноприимных покоях, говорит, что боится наружу выходить. И стражника к двери приставить потребовал, – сообщил ему Иосиф.

– Стражника, говоришь?

– Вот именно, за свою жизнь трясется, ученый человек, – с оттенком презрения отметил хромоногий брат, – как о греховности нижнего мира и о радости встречи с Всевышним рассуждать, так в первых рядах, а как о собственном путешествии в один конец речь зашла, как осиновый лист задрожал! Видать, не без греха!

– А кто без греха, Иосиф? – заметил Бернар и тихо добавил: – Я пойду, а ты пока особенно язык не распускай, кто его знает, кого и чего сейчас следует бояться…

* * *

С утра Настя, все еще под впечатлением вчерашнего дня, начала собирать вещи. Гарик должен был появиться ближе к вечеру и посоветовал ей напоследок еще раз прогуляться по Парижу. Что Настя и сделала. Настроение у нее было мрачноватое. Вчера они великолепно провели время. Но, как ни странно, настроение от этого вовсе не улучшилось, а скорее ухудшилось. Было одно «но», в котором Столетова отчаянно не хотела себе признаваться: ей совершенно не хотелось уезжать. В голову полезли неприятные и трудноразрешимые вопросы. Что же с ней было не так? У других все как-то получалось гораздо легче. А у нее – одни заморочки! Тетя Аля была уверена, что виной всему грустная история расставания Настиных родителей. Разошлись супруги Столетовы уже давно, Насте тогда только что исполнилось девять лет. Все произошло просто: папу однажды не дождались к ужину. За этим последовал телефонный звонок. Мама тихо заплакала, тем же вечером на такси примчалась Алевтина. Она тут же уложила Настю в постель, строго приказав спать и ни о чем не думать. Потом сестры заперлись в родительской спальне. Следом мама с папой развелись по-тихому, по-интеллигентному. Отец даже на полученную вместе квартиру не претендовал, а потом и вовсе исчез из Настиной жизни, переехал с новой женой в Новосибирск и присылал только открытки на день рождения и Новый год. Столетова тряхнула головой, отгоняя тоску, попробовала переключиться. Только легче не становилось.

– Жалко, что уезжаешь, – подлил масла в огонь хакер.

– Меня уже ждут, я сюда, в конце концов, работать приехала. – Настя отвечала так, словно сама себя уговаривала.

– Твоя правда, да и вообще зря мы все это с Вельтэном затеяли.

– Подожди, не можем же мы остановиться на полпути! – встрепенулась Настя.

– И остановимся, какая разница, ну и фиг с ним, – махнул рукой Бодлер.