Дневник на итальянском - Элиза Харрис

большие пакеты. Когда мама предложила где-то выпить кофе, всё ещё чувствуя себя неуклюже, я что-то невнятно промямлила, продолжая держаться где-то сбоку.

— Эй! Ну ка прекрати вести себя, как провинившийся котенок! — прервала мама тишину, внимательно глядя на меня. — То, что я увидела парня в одном лишь полотенце у тебя в комнате, еще не значит, что объявила забастовку.

— Он просто был в душе… — пробурчала я себе под нос, все еще не глядя на маму.

— Малышка, я родила тебя в девятнадцать. И ещё слишком молода, чтобы давать тебе наставления, до восемнадцати держаться от мальчишек подальше, не целоваться и не держаться за руки. — остановившись, она взяла меня за обе ладони и заставила посмотреть в глаза. — К тому же, я уже говорила, что считаю Джеймса хорошеньким! — игриво поиграла она бровями, и я рассмеялась, хотя хотела завопить, что он козел редкостный, дуб многовековой и пустоголовая обезьяна.

— Тебе семнадцать, Эрика. Тот возраст, когда надо жить в кайф. Смеяться, влюбляться, целоваться, танцевать что есть сил, наслаждаться каждым драгоценным моментом. И самое главное, ты должна знать, что я всегда поддержу тебя в этом, я всегда буду рядом, доченька!

Мне стало так тепло от слов мамы, что я была уверена, что ничего между нами не изменилось. Пусть теперь мы проводим времени вместе меньше, и я у нее не одна, но мы остались так же близки, как и раньше.

— Спасибо, мамуль, я люблю тебя сильно-сильно! — прижалась я к её тёплой груди и принюхалась к вкусному аромату парфюма. Все тот же, не изменился…

— И ещё, милая, — она внимательно всмотрелась в моё лицо, и словно подбирая нужные слова, слабо улыбнулась. — Если в итоге, ты изменишь отношение к Джеймсу, не смей молчать. Никогда не смей отказываться от того, чего требует сердце. Действовать разумно правильно, но игнорировать чувства — до ужаса безрассудно.

— Мам, я каждой частичкой своего тела готова удушить этого сводного негодяя! — искренне заявила я, хоть и тронулась её словами. Пожалуй, они надолго впечатаются мне в память.

Мама лишь усмехнулась.

— Я тоже так говорила, когда встретила твоего отца. — грустно улыбнулась она. — Мне так и хотелось разукрасить его физиономию каждый раз, когда на ней появлялась противная довольная ухмылка. А потом, совсем внезапно, я заметила, что стала любоваться этой самой противной ухмылкой. Стала разглядывать его черты лица, летать в облаках, задумываться о том: «а что он делает утром и когда меня нет рядом»…Знаешь, милая, любовь приходит так не во время и спонтанно, что нам остаётся лишь принять её. Иначе, мы будем настоящими глупцами, если откажемся от того, что сделает нашу жизнь исключительной.

Как бы странно не звучало, но представившийся диалог с мамой я записала в дневник, выделив фразы, которые больше всего тронули моё сердце. Грейс Джонс всегда была мудрая не по годам, но сегодняшнюю тему мы практически никогда не обсуждали. Она рассказывала о любви, парнях и прочей чепухе, о чем обычно говорят с детьми, но впервые мама заговорила серьёзно. Словно я говорила с Корой, а не с мамой на всевозможные темы, не смущаясь и не впадая в краску. Ей, почему-то уж очень хотелось, чтобы я изменила отношение к Джеймсу. Если мама желает, чтобы мы не воевали, я отступлю. Но уверена, до «подружится», нам слишком далеко.

Домой я вернулась счастливая и вдохновлённая. Сразу после ужина, где на этот раз собрались все, я закрылась в мастерской, раскроив первые детали по эскизу, который превзошёл мои ожидания. Больше всего, мне хотелось, чтобы лавандовое платье получилось идеальным. Включив тихо музыку на телефоне, комнату переполняло моё отличное настроение. Занимаясь любимым делом, я чувствовала себя бабочкой, у которой спустя полжизни выросли крылья. Нанеся на ткань выкройку, я аккуратно вырезала детали, складывая их в ящик комода для дальнейшей работы. Когда последняя часть была готова, я решила просидеть в комнате ещё немного, принявшись за рукава. Тонкие полосы нежно-лавандовой ткани струились вниз, хаотично располагаясь на светлом полу. Из окна врывался тёплый воздух, солнце окончательно зашло за горизонт. Когда глаза устали от яркого света, пришлось закончить с выкройками, отложив работу на завтра.

В комнате я собрала рюкзак, разложила форму рядом с кроватью, приготовила на утро нужную косметику и пошла в душ. Как обычно, наполнив ванну любимым запахом сакуры, которую я использовала везде, в душе пришлось провести не меньше часа. Напоследок, возле зеркала я провела нужные вечерние процедуры, подсушивать волосы феном не стала, и вышла в комнату, как…

— Что ты забыл в моей комнате?! — уставилась я на развалившегося на кровати парня с довольной улыбкой, который скептическим взглядом обводил мою комнату.

— Милая пижамка, — подмигнул он, обведя взглядом короткие шорты и атласную майку на тонких бретельках с глубоким вырезом, на ткани которой красовались сердечки с довольными рожицами.

Спохватившись, я прикрыла руками тело, сделав вид, что просто скрестила их на груди.

— Не смущайся, ребёнок. — не унимался Джеймс.

— Мне повторить вопрос, что ты здесь делаешь?

— Ты его уже повторила.

Жар прилил к моим щекам, и я хотела, несмотря на слишком открытый прикид подойти к Джеймсу, чтобы удушить его своей розовой подушкой, спя на которой я вижу сладкие сны.

Сделав мысленную пометку поменять постельное бельё, я плотнее обняла себя руками, всё ещё чувствуя, как полыхают мои щёки и как не по себе мне было в собственной комнате.

— Короче, завтра твой первый день в школе и тебе, вероятнее всего захочется влиться в коллектив… — он устало закатил глаза и медленно стал подниматься на ноги с моей кровати. — В общем, делай это как хочешь, но не думай, что я буду таскать тебя везде за собой и знакомить с друзьями. У тебя своя компания, у меня своя, в которую ты не суёшься. Замётано?

Он устало склонил голову набок, засунув руки в карманы спортивных штанов.

Проклиная свою эмоциональность, которая в нашей семье досталась, видимо, лишь мне одной, я сжимала кулаки, которыми обхватывала себя за рёбра. Наверняка, щёки в тот момент покраснели ещё сильнее, а губы предательски дрожали от злости и обиды.

Я сама предложила ему соблюдать границы и определённо, не ошиблась. Если этот самовлюблённый тип подумал, что я стану бегать за ним, как собачонка, напрашиваясь в друзья, видимо, создала не правильное представление о себе. Как бы в данную минуту обида и ярость не преодолевали меня, я собрала всю волю в руки, гордо подняв голову, и шмыгнув носиком:

— Не знаю, что ты там себе надумал, но я настоятельно не