Феникс - Евгений Южин

Ана молчала, даже отвернулась от меня. Я ее не торопил. В ней вновь отчетливо проявился образ скелле — застывшая холодная фигура, невозмутимая и отстраненная. Заговорила она так и не обернувшись, как будто видела что-то в набирающем синеву океане:

— По легенде, жрецы в храме — а они были всегда мужчины, между прочим, — общались именно с элями, не с богами. Эли направляли на Мау своих посланцев. По разным источникам, это случалось дважды. Может, и больше, точно неизвестно. Но все едины в том, что эль, вошедший в храм, обретал бога.

Ана замолчала. Я скептически хмыкнул:

— Не понимаю. Я своего бога уже обрел. — Рука машинально тронула крестик, привычно болтавшийся на шее.

Ана обернулась. Ее лицо было неподвижно, глаза в упор смотрели в мои. Она тихо проговорила, почти прошептала:

— Бог проникал в вошедшего в храм эля. Не ваш бог, который живет только в вас, а наш, который нам не принадлежит. Эль становился его носителем, вроде живого мертвеца. Тело живое, а разум — чужой.

— Ну, наш тоже, хоть и живет внутри нас, нам особо не принадлежит, — буркнул я, обидевшись на что-то. — И что было дальше? — Обрисованная Аной перспектива насторожила.

— Дальше все было хорошо. Боги милостивы и учили нас разному. По легенде, сюда, на Мау вот, мы тоже попали благодаря им.

— Похоже, у нас разные понятия бога.

— Я знаю. Ты рассказывал, — невозмутимо кивнула Ана.

— И что же, эль терял всю свою сущность? Переставал быть собой?

Ана вздохнула.

— Не знаю. Даже то, что я тебе рассказываю, известно теперь очень и очень немногим. Не забывай, у нас была Катастрофа, а за ней пришел Второй Поворот. Память о прошлом очень сильно подчищена — почти как твоя. — Она невесело усмехнулась. — Но я верю легенде.

Я подумал и спросил:

— И тем не менее ты предлагаешь мне идти туда. Вдруг я там превращусь в какого-нибудь монстра?

Как это произошло, я не понял, но высокомерная скелле, ни на секунду не изменившись, вдруг исчезла, и рядом со мной оказалась прекрасная, но такая ранимая и беззащитная девочка, что я невольно обнял ее.

— Илья, извини. Я просто хочу вернуть тебя! Я хочу вернуть того, с кем летала по небу! Я знаю, ты уже здесь, но мне тоже этого мало! Я хочу тебя назад целиком! Вместе с твоими самолетами и метателями, с этим твоим земным богом, вместе с этой жаждой знаний и…

Она вжалась в меня, мне показалось, что заплакала. Я нахмурился и выдал самое дурацкое, что могло прийти в голову:

— Вряд ли я опять обрасту волосами.

Что-то похожее на «дурака» глухо отозвалось и навсегда растворилось в моем плече.

— А хочешь, останемся здесь? Будем ходить сюда к этой Круглой Дыре. Ты понемножку будешь вспоминать. Скоро сына привезут — будешь учить его разному. — Ана оторвалась от меня, захваченная новой идеей. — Точно! Зачем нам это? Вдруг ты вообще там все забудешь!

Я погладил ее по голове и вновь притянул к себе.

— Нет, Ань. После того, что я услышал, это невозможно. Это уже буду не я! Это как перед носом у ослика помахать морковкой и ждать, что он гордо проигнорирует ее. — По правде говоря, я использовал местные эквиваленты слов, которые обозначали теленка и сердцевину хлебного бамбука — как я его называл.

— Не говори глупости! Наоборот, чем дальше, тем больше это будешь ты. И однажды ты вспомнишь все!

— Ань, я, конечно, забыл почти все, что здесь со мною случилось. Но остался собою. Поверь. Я обрел бога давно, еще на Земле. По сути, он — часть меня. Меня вырастили с ним вместе. Вот и ты говоришь, что я тебе об этом рассказывал. Так что новый вряд ли сможет заменить старого — для этого надо сначала убить меня. Наш бог — это часть нашего внутреннего устройства, пусть и неподвластная нам самим.

— Что за чушь ты несешь?! — Ана отстранилась. — Что, твой бог требует непременно убиться?

— Нет, конечно! Я не собираюсь убиваться. Но и хорониться по скалам тоже не буду. К тому же у меня есть ты, лучшая скелле на Мау! Случись что — вылечишь! Не в первый же раз! — я говорил не подозревая, насколько был прав. — Кроме того, я эль, да не тот. Эти ваши — они неизвестно откуда были, но точно не с Земли! Посмотрим, как ваши боги переварят землянина.

— Илья, ты не понимаешь, что говоришь! Раньше ты жаловался, что эта планета постоянно хочет тебя прикончить! Хочешь, чтобы это случилось?! По-моему, ты сам на это напрашиваешься! Никто не может знать, что там произойдет! И ради кого твоя жертва? Мне такая не нужна! И уж тем более твоему сыну! — Она окончательно отстранилась, даже сделала шаг назад. — Я уже жалею, что сказала тебе о храме!

— С чего ты решила, что я погибну? Прежние эли ведь остались целы и невредимы. Может, ваш бог вообще побрезгует землянином. А вспомнить мне надо! Я ведь знал о храме. Я мечтал снова туда попасть! Ты сама это сказала. Хочешь, чтобы я вспомнил об этом сам? Но тогда я буду знать, что ты это утаила. Хочешь, чтобы я вернулся целиком, но без маленьких неудобных деталек? Так не бывает! Целиком — так целиком! Считай, что вот он я! Здравствуйте! Такой, какой есть! Никаких самолетов и метателей не будет без того, кто лезет в закрытые двери. Кстати, метатели — что это за хрень такая? И я полезу в этот храм, тем более, если это вернет мне память. К тому же, если я правильно понял, я уже касался его и со мной ничего не произошло. Ну разве что тротуар испортил. — Я улыбнулся замершей скелле. — Поверь, я не самоубийца. Я буду предельно осторожен, и для меня, по крайней мере, сейчас главное в этом храме — память. Вспомню и сразу же вылезу. Ладно? Хуже, чем есть, уже не будет. Без памяти я как инвалид. В худшем случае буду инвалид с чужим богом в башке. Но он вроде добрый и, вообще, хороший. Ты не представляешь, как хочется пообщаться с ним! Не очень я верю в его божественную сущность. Я уже говорил, для нас боги — это совершенно другое!

Ана выглядела немного испуганной. И когда я задал дурацкий вопрос, неведомо как вынырнувший из глубин моего сознания, она побледнела, как если бы я уже стал покойником, а я испытал стыд, как если бы страшно и намеренно обидел ее.

— И вот еще, давно хотел спросить, а что это за камушки в моих вещах? Ну такие, треугольные.

С самого утра, как и весь день накануне, я практически безвылазно был на палубе. Унылая однообразная прибрежная пустошь, окружавшая имение Уров, долгое время была единственным пейзажем, виденным мною на Мау — смазанные воспоминания об Угле не в счет. Поэтому, когда яхта вошла в извилистые протоки дельты великой реки, я бросился с жадным вниманием рассматривать загадочное устройство чужой планеты. Удивительно, но если не принимать во внимание местную растительность, то пейзажи мало отличались от того, что можно было бы увидеть на Земле — поросшие от самого берега густым лесом узкие ленты проток переплетались в загадочный лабиринт. В отличие от родной планеты, каждый речной остров накрывался шапкой одинаковых растений, поэтому частенько наше судно двигалось по двуцветному миру — справа лес черный, слева голубовато-серый или бурый, или серо-бурый. Большая часть растительности здесь была невысокой, не более двадцати метров в высоту, и производила впечатление этакой коренастости — толстенные стволы разделялись на более мелкие и так далее, пока не обрывались шарообразной плотной кроной без малейших признаков листвы. В широких и чистых проходах между стволами царил сумрак, несмотря на яркий свет местного солнца, заставлявший меня то и дело набрасывать капюшон на идеально гладкую лысину, несмотря на все мои усилия, уже не раз горевшую.