В объятиях герцога - Керриган Берн

– Пожалуйста, доктор Фаулер, не надо обвинять меня в том, чего я не делала! – взмолилась она. – Обещаю вам, что больше никогда не ослушаюсь вашего приказа. Я нарушила его всего один раз, и это больше не повторится. Не увольняйте меня! Мне нужно кормить семью.

– Вам следовало подумать о своих близких прежде, чем вы решили сделать из меня дурака! – Он резко повернулся к другой медсестре, стоявшей в коридоре с испуганным видом. – Молли, позовите сюда всех медсестер и санитарок, работающих на этом этаже! Нам понадобится помощь, чтобы усмирить Тренвита. И пусть кто-нибудь выведет отсюда мисс Причард!

– Слушаюсь, сэр, – сказала Молли и, бросив на Имоджен неприязненный взгляд, кинулась выполнять распоряжения Фаулера.

Взгляд Имоджен остановился на двери, ведущей в палату лорда Анструтера.

– Могу я, по крайней мере, попрощаться…

– Вы можете делать все, что вам угодно, но только за пределами этих стен! – оборвал ее Фаулер и поднял руку, когда она попыталась снова что-то произнести. – Если вы хотите попросить у меня рекомендации, чтобы устроиться на новое место, то не трудитесь, вы их не получите! Всего хорошего, мисс Причард.

Фаулер назвал Имоджен «мисс», а не «сестра», как к ней обращались в больнице, давая понять, что она здесь больше не работает.

О боже, события развивались вовсе не так, как предполагала Имоджен! Она боялась, что ее узнает Тренвит. Но беда пришла с той стороны, с которой ее не ждали.

Имоджен вспомнила, что оставила свои вещи в шкафу больничной раздевалки, только где-то в середине рабочей смены в заведении «Голая киска». Кто выпроводил ее из больницы? Она не могла припомнить. Все происходило, как в тумане. Девушка очнулась на холодной улице под моросящим дождем. Она находилась уже далеко от больницы. По-видимому, она покинула ее стены час назад. Неверие в реальность происходящего сменилось оцепенением и отчаяньем. Имоджен не могла заставить себя вернуться домой. Как она посмотрит в глаза матери, которая вела домашнее хозяйство, готовила пищу, ходила за продуктами, несмотря на мучивший ее ревматизм? А ее дорогая, горячо любимая сестра Изабелл старалась изо всех сил держать марку в школе, не падать духом и просила позволить ей пойти на фабрику, чтобы зарабатывать деньги для семьи. Что будет с ней теперь, когда у них не осталось средств к существованию?

Имоджен боялась увидеть в глазах близких укор. Ее ведь можно было упрекнуть в том, что она не справилась с ролью кормилицы семьи. Она спасла жизнь богатого герцога, который оказался неблагодарным. Из-за него Имоджен потеряла единственный доход, который позволял ее семье держаться на плаву.

Дорога от больницы Святой Маргариты, находившейся в Вест-Энде, до «Голой киски», располагавшейся на улице Сент-Джеймс, была недлинной, но два этих места представляли собой разные миры.

«Вот он, мой мир, и другого теперь не будет», – с горечью думала Имоджен, озираясь в полутемном зале «Голой киски». О, как она ненавидела это заведение!

Подметая пол, на котором валялся мусор, девушка старалась не раздражаться по пустякам. Все здесь казалось ей отвратительным, все возмущало до глубины души. В ней росла обида на покойного отца, по милости которого она вынуждена была работать в этом злачном месте. На сестру, которую Имоджен вынуждена была взять на свое иждивение, потому что Изабелл была маленькой и беззащитной. На мать, которая из-за немощи и болезней не могла зарабатывать на пропитание. На доктора Фаулера, этого глупого высокомерного индюка. На Тренвита, который купил ее на ночь, а потом, через год, даже не узнал. А главное, именно из-за него Имоджен лишилась работы в больнице.

Но более всего она обижалась на себя саму. Она чувствовала свою вину в том, что произошло.

– Пока ты там ползаешь на карачках, почему бы тебе не взять вот это в рот? – пьяным голосом спросил посетитель, который разбил стакан, и положил руку на свой пах, похабно ухмыляясь и делая вид, что хочет расстегнуть ширинку.

Его собутыльники за столом разразились хохотом. Их веселье было несоразмерно плоской шутке. Впрочем, так всегда бывает в кругу крепко выпивших людей.

Имоджен выпрямилась, держа в одной руке метлу, в другой – совок.

– Я принесу вам другой стакан, – сухо сказала она, стараясь не смотреть на мерзкую щетину на подбородке пьяного клиента.

Повернувшись, девушка двинулась к барной стойке, за которой стояло мусорное ведро.

– Сколько стоит эта киска, дель Торо? – крикнул пьяный посетитель. – Похоже, она послушная, мне это нравится.

Занятый раскуриванием сигары, дель Торо ответил не сразу.

– Она здесь прислуживает, – наконец промолвил он. – Эта пташка не продается, Бартон. Вы можете выбрать любую из моих кисок, сэр, я сделаю вам скидку, дела сегодня совсем плохо идут.

– Что значит, не продается? – возмутился Бартон. – Здесь все продаются! Сколько ты просишь за нее? Я заплачу!

Глаза дель Торо алчно блеснули. Взглянув на Имоджен, он ухмыльнулся. Девушка похолодела. Она поняла, что значил этот взгляд.

– Однажды за нее заплатили двадцать фунтов, – выпустив кольцо дыма, сообщил владелец заведения. – Если дадите мне столько же, она – ваша.

– Ха-ха! Да ты издеваешься надо мной, дель Торо. Эта шлюха не стоит и двадцати шиллингов, посмотри на ее крохотные сиськи! Кому такие нужны?

– Клянусь богом, так и было, – заявил дель Торо. Его самого до сих пор изумляла история, произошедшая год назад. – Хотите верьте, хотите – нет.

– И какой болван заплатил такую кучу денег? – не унимался Бартон.

– Успокойтесь, Бартон, подумайте, что сделает ваша жена, если я начну разглашать имена своих клиентов? – Дель Торо был сообразительным малым и умел выходить из трудного положения. – Наш бизнес требует от человека сдержанности, умения держать язык за зубами.

Дель Того кивнул Имоджен, молча приказывая вернуться к исполнению своих обязанностей. Она выбросила осколки стекла в мусорное ведро, поставила веник и совок в угол и хотела уже направиться к столику отвратительного мистера Бартона, чтобы налить ему джина. Однако ее остановил Джереми Карсон.

– Я обслужу клиентов, Джинни, – сказал он. На его лице сияла мальчишеская улыбка. – Давай махнемся. Я подам мистеру Бартону выпивку, а ты вместо меня уберешь вот это. Я понимаю, что предлагаю неравноценный обмен и вряд ли заслужу от тебя благодарность.

Джереми указал на лужу блевотины слева под столом, за которым сидели пьяные посетители. Это были два вечно недовольных старика, которые как раз собрались заплатить по счету.

Вздохнув, Имоджен решила, что лучше уберет блевотину, чем станет снова прислуживать похабному пьянице.

– Сегодня полнолуние, – произнес Джереми. – Говорят, что в это время люди способны на странные и даже страшные поступки. Береги себя, Джинни.

– Спасибо, Джереми.