Между львом и лилией - Александр Харников

Я поднялся с места. Василиса, которая неотлучно при мне находилась, помогла встать, поддержала. Все-таки не совсем я здоров, шатает меня порой, будто хлебнул я зелья винного.

– Ну что, девонька, – сказал я ей, – давай пройдемся, посмотрим, что у нас творится. И ты давай, подумай, что вкусного ты сможешь сготовить к вечеру. Надо моих спасителей угостить – отблагодарить. Как ты считаешь?

– Отец, ты правильно думаешь, – по-русски Василиса говорила хорошо, только порой задумывалась ненадолго, подыскивая подходящее слово, – эти воины спасли тебя, и я им за это благодарна. Пойдем домой. Тебе надо полежать, сил набраться. А я к вечеру сделаю все, как надо.

12 июня 1755 года. Долина реки Джуниаты. Томас Форрестер Вильсон, непонятно кто

– Так. Грант, давай за ним, ты быстро бегаешь. Вильсон, помнится, ты говорил, что хорошо идешь по следу, так что тоже пойдешь за ним, если Грант его упустит. А мы с Адамсом – к Брэддоку, на случай если он побежал туда. Вильсон, а ты что стоишь?

– Вряд ли он доберется до Брэддока – он побежал совсем в другую сторону. Да и фора у него была. Торопиться некуда.

– Ты мне не умничай! – И Хэйз с Адамсом побежали вниз по противоположному склону горы. Топот Гранта слышался уже вдалеке. Спешить было и правда некуда – в том направлении, в котором убежал Оделл, изгиб Джуниаты, более ничего.

Я чуть замешкался, взял свое ружье, вещевые мешки – Оделла и свой – и пошел по следу. Оделл, мне стало сразу понятно, к Скрэнтону уже не вернется. Да и мне, если честно, тоже особо не хотелось – было мучительно стыдно, что я не ушел тогда после первой уничтоженной нами деревни. А Честеру, помнится, начало нравиться это дело. Я заметил тогда, что он украдкой поднял подол рубашки индианки и вырезал ее гениталии, потом проделал то же с молодой девочкой, а когда я до него добежал, то он уже занялся третьей[56].

Я дал Честеру в рожу; он нажаловался Скрэнтону, и тот мне сказал, что индейцы – нелюди, и что его люди с ними могут делать все что захотят. И что не будь я столь необходимым ему хирургом, он бы выгнал меня в… определенном направлении. Именно поэтому он сейчас оставил меня с Оделлом, а Честера забрал с собой на разведку.

В мешке Оделла находился его набор хирургических инструментов, а также книги по медицине и «записки натуралиста». Мои же инструменты и книги забрали все те же «конкуренты»; вряд ли они им понадобятся, но выручить за них можно будет немало.

Все, что у меня теперь осталось, это две флорентинские тетради, из тех, которые родители подарили мне в самом начале моего обучения в колледже Вильяма и Мэри. В первой были мои записи о местной природе и индейцах, с небольшими составленными мною грамматическими очерками и словариками языков ленапе, сасквеханноков, и онеид, а во второй – кое-какие записи о медицинских свойствах разнообразных растений. Там же находились зарисовки Дженни, сделанные мною во время второй встречи. В основном они были, пардон, анатомическими, сделанными с сугубо научными целями. Но там я нарисовал и два ее изображения в полный рост – в одетом и обнаженном виде.

Когда после памятного разговора с Джимом я брел с родительской плантации в направлении Монокаси, я вдруг услышал, как женский голос окликнул меня:

– Томми! Как я рада тебя видеть!

Это была Дженни, и, к моему вящему удивлению, она не только не одарила меня презрением, как один из моих соучеников, которого я встретил за полчаса до того, а бросилась ко мне на шею, обняла и поцеловала. Затем она схватила меня за руку и утащила в рощицу. Я сразу спросил, не замужем ли она, и красавица со смущенной улыбкой (оказывается, она может смущаться!) ответила:

– Знаешь, милый, после того случая ко мне никто не сватался, кого моя родня сочла бы достойным женихом.

– Прости меня!

– Это ты меня прости. Я сама все тогда устроила. Кто ж знал, что все так получится… А насчет этих… знаешь, я тут ни за кого замуж не хочу.

Я тогда шутливо спросил: «А за меня?», на что она ответила вполне серьезным тоном:

– За тебя, милый, пошла бы хоть сейчас.

– Но зачем я тебе, без денег, без каких-либо перспектив в жизни?

– Люб ты мне, и мне все равно, есть у тебя деньги или нет. Приходи, когда будешь готов.

А потом Дженни предложила мне продолжить «обследование», начатое тогда в колледже. Нет, невинность я с ней не потерял – впрочем, у меня уже были, скажем так, пара «нежных объятий» с прекрасными индианками, – но именно тогда и возникли все те зарисовки. А после того, как закончилась научная их часть, я решил ее нарисовать одетой – и потом, по ее настоянию, нарисовал обнаженной в полный рост. Оригиналы я вырвал и отдал ей, а сделанные тут же копии оставил в тетради.

Вздохнув, я отвлекся от сладких воспоминаний и углубился в лес. Я, конечно, не индеец, но следы вижу неплохо, тем более городского человека, бегущего по лесу, как переруганный бизон. Да и Грант, преследовавший Оделла практически по горячим следам, оставил след ничуть не менее заметный.

Ага, бежал Оделл вот до этой поляны. А дальше куда? С другой стороны опушки виден след Гранта – одного. Ну, это меня интересует мало. А вот что это вон там, слева? Понятно, здесь Джонни спрятался и пропустил Гранта мимо. А что дальше? Малинник. И вон там явственно видны следы пребывания медведя. Но в ту сторону следы не идут – и правильно, медведи редко без нужды нападают на людей, но близко приближаться к ним все равно не стоит.

А вот в этом направлении что-то угадывается. Пойдем-ка по этим следам для интереса. Куда это он отправился? Как говорится, «иди на запад, молодой человек»?[57] Там, в Аппалачах, он точно не выживет, у него не то что ружья, а даже ножа с собой нет. Вот разве что выйдет на каких-нибудь индейцев, но после того, что тут натворил Скрэнтон, это может кончиться для него весьма плачевно. Итак, поторопимся…

Надо было мне не забывать одну из любимых пословиц моей бабушки, «haste makes waste»[58]. Кроме следа Оделла, я перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг меня. Поэтому я несколько удивился, когда неожиданно ощутил, что земля ушла у меня из-под ног и стремительно помчалась мне навстречу. Практически на лету мои руки подхватили и растянули в стороны, а кто-то уселся на меня сверху, запрокинув голову за волосы назад и зажав рот. Неизвестный со странным акцентом прошептал мне в ухо: