Три Царя - Игорь Маревский

по твоим словам, в районе двадцатки. Только вот паскудно я себя порой ощущаю, словно мне минимум в двое больше, а иногда энергия прёт, как у младенца. Этот могильный свет, чтоб паскуда его скрутило, явно на меня влияет. Я понимаю твою осторожность, и не стану спрашивать о твоей истории, но я должен знать, что со мной не так.

Балдур остановился и бережно снял Сырника с плеча. Тот по началу сопротивлялся, и не давался, думая, что его вновь швырнут, но затем успокоился, увидев загадочную тень улыбки на лице стервятника. Балдур аккуратно поставил его на осколок рухнувшего потолка. Сырник посмотрел в глаза человека, и увидел в них то, что никак не ожидал. Балдур был совершенно спокоен, расслаблен и за долгое время, тепло улыбался. Он даже убрал руку с револьвера и произнес.

— Ты прав. Есть причина, почему ты боишься могильного духа, и почему я тебя оберегал от него. Всё дело в том, что...

Сырник, в диком приливе жажды ответов, не успел заметить, как внезапно появился чей-то дух. Он позволил себе отвлечься, и цена этому была велика. Сквозь стену, разрывая плоть вырвался длинный и тонкий хитиновый коготь, пронзая шею человека. Всё произошло настолько быстро, что даже кровь хлынула лишь через пару мгновений.

Фонтан алой субстанции окропил стены прокаженной кровью человека. Балдур так и не сумел ответить на вопросы Сырника. Его теплый взгляд и редкая улыбка замерли в мёртвой гримасе, обжигая душу холодом смерти. Последнее, что он сумел сделать, это в отчаянной попытке протянуть руку к аури, которого в конце концов так и не сумел уберечь, прежде чем рухнуть бездыханным телом. Сырник потянулся, но не успел схватиться за пальцы человека.

Балдур пал, и его кровь беспомощно растекалась, а взгляд намертво замер. Не было в нём ни ужаса, ни боли, и даже страха, казалось, он отправился к богам, ничего не сожалея. Сырник запрыгнул к нему на грудь, как вновь оцепенел. В очередной раз он ощутил прикосновение могильного духа, и обернувшись, заметил, как минуя толстый слой каменной стены, показалась фигура. Фигура облаченная в длинный стревятничий плащ, а на бедре переливалась сапфировая рукоять револьвера.

Глава 55

55

Слепящее и ряженое зимнее утро улетучилось, словно сдутый ветром туман. Кислица выглядывала из-под мокрого снега мёртвыми листьями, словно провожая теплые дни последней слезой. Солнце стояло высоко в зените, однако лучи его величия более не грели своим теплом. Они падали на холодные стволы деревьев, продираясь сквозь пустующие кроны.

Зима полностью хозяйствовала в землях Бролиска, превращаясь в ледяные угодья Марены. Она нежно убаюкивала ветрами, укутывая их в морозные одеяла из свежести и колкости. Смертные верили, что с первым дуновением лютого ветра, Марена впускает жизнь, иную совсем, нежели весной, летом и осенью. Даже солнце слушается её воли и заходит за горизонт куда раньше.

Жители Бролиска гуляли, пили три дня во имя и славу великой богини Марены, а после чего ждали её ответа. Если на утро четвертого дня, подует легкий холодок, то богиня довольна, а ежели пургой заметет все дома да избы, то пеняй на себя. Обычно, с началом зимы, цветастые палитры запахов разносились по всем землям и проникали даже в густые леса, однако этой зимой было, на удивление, тихо и свежо.

Среди одиноких и исхудавших березок на шершавом пеньке сидел мужчина, рассматривая лезвие своего ножа. У его ног покоилась охапка хвороста и пара поленьев для костра, но разводить он его еще не собирался. Он плюнул на кремень, что держал в другой руке, и пару раз прошелся по лезвию. С прошлой охоты клинок крепко увяз в мускулистой кабаньей спине, и ему пришлось продираться сквозь кости и ребра.

Мужчина поправил тоненькую накидку, что служила ему защитой от морозов и тут же продрог. Холод молнией прошелся по его телу, заставляя забавно скорчиться, словно в предательском спазме. Он на время убрал клинок в сторону и сложил ладони домиком, поднеся к теплым губам. Вдох, выдох, растереть о грудь, так поможет согреться.

Это ему не сильно помогло, поэтому он потянулся к поясу, где булькала практически пустая фляжка. Меридинец, недолго думая, открыл и сделал глубокий глоток, после оголяя клыки от вкуса содержимого. Резкой волной ему обожгло горло, терпким привкусом деревенского самогона, а по телу тут же забегали согревающие лучики тепла.

Мужчина, почувствовав себя намного лучше, вернулся к полировке ножа, как вдруг за спиной послышался хруст мокрого снега. Он узнал эти шаги, совсем легкие, такие могла оставлять за собой лишь женщина. Он оказался прав, как к нему подошла древолюдка, закутанная в драповое пальто и беличью шапку, которую он лично выменял на отполированные кости, что хорошо идут для рыбалки, а также за вырезку свежего мяса и склянку отвара от диареи.

Она, явно не привыкшая к холодам, лютой Бролисовской зимы, топталась на месте, обнимая саму себя. Мужчина смотрел куда-то вдаль на лесополосу, будто ожидая, что кто-то должен вот-вот оттуда появиться. Он чувствовал её сомнение и нерешительность, догадываясь, о чём она хочет поговорить. На протяжении последних пяти дней, меридинец заметил, как выражение её лица изменилось, но не в лучшую сторону. В такую, когда в голове мысль лютая и необдуманная рождается. Такая, что ни к чему хорошему обычно не приводит.

— Может хоть костер разведем? Согреемся? — внезапно заговорила она.

Мужчина поднял лезвие на уровне глаз и внимательно присмотрелся. Оружие он всегда держал в идеальном состоянии.

— Нельзя, он сказал, что пока не вернется, ни огней жечь, ни воду тревожить.

— Жаль, — простучала она зубами. — Огонь бы сейчас не помешал, да и горячая вода.

Мужчина протянул ей фляжку. Древолюдка покривилась только от одной мысли, поэтому вежливо отказалась. Он не стал настаивать, а сам еще раз отхлебнул.

— Что дальше?

Она медленно, но верно шла в сторону того, о чём не хотел говорить мужчина, но без ответа остаться не мог.

— Для меня путь предрешен, я подался на службу старику. Он девочке помог, хоть мог и мимо пройти, значимо у меня долг перед ним, как и перед богами.

— Он так же думает?

Мужчина повторно плюнул на кремень и принялся за финальные штрихи полировки.

—