Всего одно злое дело - Элизабет Джордж

На главной парковке стояли машины и велосипеды, однако не было признаков того, что в этот день за высокими и молчаливыми стенами кладбища проходили похороны. Ворота, как всегда, были открыты, и Сальваторе прошел в них с должным уважением. Он перекрестился перед траченной погодой и птичьим пометом скульптурой Христа и Святой Девы Марии. Торжественный мавзолей за их спинами выглядел угрожающе, однако на лицах скульптур был написан мир и покой.

Инспектор прошел по гравийной тропинке, над которой висел аромат цветущих растений и по бокам которой солнце отражалось от наверший мраморных памятников. На его пути через большую квадратную площадь поднимались все новые и новые памятники, как символы его приближения к Лоренцо Муре.

Он был там, где Сальваторе и ожидал его увидеть: на могиле Анжелины Упман; лежал на куче высохшей земли, которая будет здесь до тех пор, пока мраморный памятник не скроет место последнего упокоения Анжелины. И в этой сухой и теплой пыли Лоренцо рыдал.

Сальваторе решил дать ему выплакаться и несколько минут не приближался к нему. На горе этого человека было страшно смотреть, однако Сальваторе выдержал и это. Что еще раз напомнило ему о цене любви, и он спросил себя, хотел бы он сам еще раз испытать такое чувство по отношению к женщине?

Наконец, когда рыдания Муры стали затихать, Ло Бьянко подошел к мужчине и взял его за руку – твердо, но не жестко.

– Venga, signore, – сказал он Лоренцо, и тот встал без вопросов, протестов или попыток сопротивления.

Сальваторе вывел его с кладбища и посадил в полицейскую машину. Им предстоял короткий путь до questura.

Сначала Барбара барабанила в дверь, как плохая актриса в таком же плохом сериале. В первый раз к ней пришла Оттавия Шварц, чтобы проверить, не подвергается ли она опасности и не нужно ли ей срочно чего-нибудь. Барбара попыталась объясниться, протолкаться мимо нее из камеры, уговорить, убежать. Но Оттавия не говорила по-английски, а если бы даже и говорила, было ясно, что Сальваторе оставил ей четкие инструкции. Так же, как и всем остальным, потому что больше никто не приходил на ее крики после того, как ее посетила Оттавия Шварц.

Все, что было надо Хейверс, это мобильный телефон. Она попыталась объяснить это Оттавии Шварц: жестами, мимикой, словом telefonino, которое ей удалось вспомнить. Барбара умоляла, просила и пыталась объяснить, что все, что она хочет, это сделать один короткий телефонный звонок… Но ей это не удалось.

Барбару оставили смотреть, как проходит время. Она наблюдала это по настенным часам. Она видела это на дешевых часах, которые носила сама. Когда прошел срок, озвученный Митчеллом Корсико, сержант попыталась уговорить себя, что журналист просто блефовал. Однако она понимала, что на этот раз его статья была настоящей бомбой. Это был материал для первой страницы, а Митчелл хотел восстановиться на первой странице. Каждый репортер уровня Корсико мечтал об этом: имя на первой полосе, которое заставляет дрожать любого, кому есть что терять от публикации на первой странице таблоида, сделанной в лучших традициях «Сорс». Хейверс знала это уже тогда, когда только связалась с этим типом.

Она металась по комнате. У нее были сигареты, поэтому она курила. Кто-то принес ей бутерброд, к которому она не притронулась, и бутылку минеральной воды, из которой она не выпила ни капли. Один раз женщина-офицер проводила ее в туалет. И всё.

К тому моменту, как ее выпустили, прошло несколько часов. За ней явился сам Сальваторе. За это время много чего произошло. Лоренцо Мура был арестован, доставлен в questura и допрошен. Сейчас выполнялись последние формальности.

– Mi dispiace, – сказал Сальваторе. У него были невероятно грустные глаза.

– Да, – сказал Барбара, – мне тоже очень жаль. – Когда старший инспектор протянул ей мобильный, она спросила: – Вы не возражаете?..

– Vada, Barbara, vada[411], – ответил он ей, вышел и прикрыл дверь. Он не стал запирать ее.

Барбара подумала, что комната может прослушиваться, и вышла в коридор. Она набрала номер Митчелла Корсико.

Конечно, было слишком поздно.

– Прости, Барб, – сказал Митч, – но каждый должен выполнять…

Она отключилась, не дослушав до конца, и пошла в кабинет Сальваторе. Тот говорил по телефону с кем-то, кого звали Пьеро, но, увидев Барбару, закруглил разговор и встал.

Она с трудом заговорила:

– Я бы хотела, чтобы вы поняли. Понимаете, у меня не было выбора. Из-за Хадии. А теперь… теперь будет еще хуже из-за того, что случится, и у меня опять нет выбора. Никакого. В самых главных вещах. И вы опять ничего не поймете, Сальваторе. Вы подумаете, что я еще раз предала вас, и, наверное, так оно и будет выглядеть, но что мне остается делать? Статья, очень большая, будет опубликована завтра в одном из самых популярных таблоидов. Эта статья будет обо мне и об Ажаре; она будет о том, что произошло и кто это спланировал; она будет о том, как нанимались определенные люди для похищения Хадии, и о том, как со счета на счет переводились деньги, и все это будет очень грязно выглядеть. Ваши таблоиды ее наверняка перепечатают, но даже если и нет, то инспектор Линли позвонит вам и расскажет всю правду. Понимаете, я не могу позволить всему этому случиться, хотя я уже не смогла помешать отправке этой статьи в Лондон. – Она прочистила горло и сказала, шевельнув губами, из которых как будто сочилась кровь: – И мне очень жаль, потому что вы действительно очень порядочный парень.

Сальваторе внимательно слушал. Барбара видела, какие усилия он прилагает, чтобы хоть что-то понять. Но ей показалось, что понял он только имена: Ажар и Хадия. В ответ Ло Бьянко стал говорить о Лоренцо Муре, об Ажаре и Анжелине. Из этого Хейверс догадалась, что он хочет рассказать ей, что Мура признался в том, в чем она его и подозревала: целью кишечной палочки был Ажар. Это он должен был выпить вино с бактерией.

Барбара кивнула, когда инспектор сказал ей:

– Avera ragione, Barbara Havers. Aveva proprio ragione[412].

Ей показалось, что инспектор говорит о том, что она была права с самого начала, однако это не доставило ей никакого удовольствия.

Барбара проснулась в половине пятого утра, оделась и села на край кровати. Она смотрела, как спит Хадия, которая ничего еще не знает о тех изменениях, которые скоро произойдут в ее жизни.

Никому не удастся организовать международное похищение ребенка и выйти при этом сухим из воды. Через несколько часов Ажара освободят, и он сможет уехать со своим ребенком в Лондон, но, когда раскроется вся эта история, тот ад, который последует вслед за этим, уничтожит его и как личность, и как профессионала, а кроме того, его финансовые потери будут огромны – Интерпол об этом позаботится. Итальянское обвинение тоже об этом позаботится. Экстрадиция тоже об этом позаботится. Следствие в Лондоне тоже об этом позаботится. И, конечно, семейка Упманов тоже внесет в это свою лепту.