Елена Троянская - Маргарет Джордж

Я облачилась в самое лучшее платье, надела самые дорогие украшения. Мы последуем за повозкой с останками Менелая на колесницах: впереди я, за мной — Гермиона с Орестом, маленький Тизамен с няней — в третьей. Поскрипывая, колесницы спустились по крутому склону, потом медленно поехали вдоль Еврота. Вот те самые луга, куда привела меня Клитемнестра, гора, которую одолевал измученный бегом Менелай и по которой мчались мы с Парисом. Я не понимала, где сладостные воспоминания, где тягостные. Все переплелось и составляет одно целое по имени Елена. А вот и место, где Еврот разливается и мелеет, образуя брод. Наша процессия благополучно пересекла его, хотя порой колеса утопали в воде.

Освежившись, лошади пошли быстрее. Я посмотрела вверх по течению реки. Лебедей не было. После возвращения я ни разу не видела лебедей. Возможно, больше они не селятся тут. Лебеди принадлежат прошлому, как многое другое.

Мы достигли вершины. Я порадовалась, что гробница, построенная по моему заказу так быстро, имеет достойный вид. Камни обработаны так тщательно, что не догадаешься, в какие сжатые сроки трудились мастера. Уложенные в три яруса, камни образовывали пирамиду, которая по высоте — я только сейчас обратила внимание — была равна троянскому коню, если не превосходила его.

Небо было ярко-синее, лишь несколько пушистых облаков напоминали, что оно настоящее, а не нарисованное. За горой Менелая виднелся Тайгет. У нас не было времени посадить деревья, но росшие здесь сосны остались невредимы, и ветер раскачивал их ветви и доносил до нас запах хвои, насыщенный, как бальзам.

В гробнице было сделано углубление для урны. После прощальных речей мы поместим туда останки Менелая. Рядом темнела другая ниша — для моих останков. Но я знала, что им не суждено покоиться там.

Урну с прахом Менелая должна была поставить в нишу я. Я взяла бронзовую урну, удивляясь, что в ней содержится то, что некогда было человеком. За моей спиной Орест поддерживал Гермиону, которая едва стояла на ногах. Урна встала на место.

Подошли каменщики, которые ждали у сосен, чтобы заложить нишу камнем. В этом дворце Менелаю предстоит царствовать до конца времен.

Я отвернулась — меня душили слезы. Тяжело думать, что Менелай навеки замурован в камне.

Если честно, тяжело думать, что все завершают земной путь в замкнутой темноте урны. Матушка, отец, братья, сестра, Менелай — все обратились в прах. Скоро наступит мой черед. Даже если это правда, что я дочь Зевса, моя смертная составляющая обречена смерти. Ахилл, Сарпедон, Пентесилея, Мемнон покоятся в гробницах, несмотря на свое божественное происхождение. Зевс обещал, что я не умру. Но я перестала верить необдуманным обещаниям богов.

Мы медленно спустились по крутому склону. Позади осталось величественное строение со своим обитателем. Ветер подул на прощание, и сосны торжественно поклонились нам.

LXXIX

Итак, Менелай совершил свой последний путь. Теперь я могу отправиться в свое последнее путешествие. После возвращения с горы Менелая — это я дала горе его имя — я устроила последний поминальный пир. Я до конца исполнила свой долг перед мужем, и никто не посмеет меня упрекнуть в пренебрежении к его памяти. Теперь я свободна.

Я свободна делать то, к чему призывает сердце. Есть еще обязанности перед Спартой, но я могу передать их Оресту — он будет хорошим правителем. Очень жаль, что снова приходится покидать Гермиону, но я оставляю ее счастливой матерью и женой. Теперь она мне не только дочь, но и подруга. Я стала старой. Еще не дряхлой, но и это не за горами. Я стану беспомощной старухой, которая требует заботы близких. Лучше избавлю свою дочь от этой обузы.

Я объявила о своем намерении покинуть Спарту. Я хотела скрыть, куда отправляюсь, но Гермиона разгадала мой план без труда.

— Ты едешь в Трою? — спросила она и прижала руки к горлу. — Матушка, зачем?

— Мне приснился сон. Он велел мне ехать.

Сны оправдывают любое сумасбродство, придавая ему высший смысл.

— Боги сообщают нам свою волю через сны, — понимающе кивнул Орест и перешел к практическим вопросам: — Ты известишь нас, когда ждать твоего возвращения?

— Сообщу, если смогу.

Не думаю, что я когда-либо вернусь. Однако на все воля богов.

Последние дни я ходила по дворцу, по окрестностям, спускалась в долину и в город. Я запомнила все и со всем простилась. Горожане смотрели на меня, но увядание, будь оно сколь угодно прекрасное, не может тронуть их сердца, приверженные молодости и весне.

Старость освободила меня. Я избавилась от бремени красоты, вздохнула спокойно. Но почему-то было грустно оттого, что люди способны видеть красоту только во внешнем.

Труднее всего далось прощание с дочерью и внуком. Крепче всего привязывают наше сердце родные люди, а не улицы, гробницы или обязанности. Я утешала себя мыслью, что мы еще увидимся. Буду в это верить.

В Гитионе меня ждал у причала корабль. Гитион… Здесь все и началось. А что, если бы тогда я не отправилась с Геланором?..

Вот она, незавидная доля старухи! Прожить такую долгую жизнь, накопить столько воспоминаний, что на каждом шагу они хватают тебя за руку и шепчут: «А что, если бы?..»

Я поднялась по сходням на корабль. Будь что будет, я готова ко всему. Моя жизнь еще не полностью застыла, как смола, приняв известные очертания прошлого. Меня ждет впереди неизвестное — привилегия, доступная лишь молодым.

Плавание проходило гладко, и хотя это не был полет, как во сне, но казалось, что мы скользим по поверхности воды, не встречая никакого сопротивления. Мы причаливали к разным островам, но я строго-настрого приказала не делать остановок у Кранаи и Киферы.

Ветер исправно надувал паруса, и гребцы могли подолгу отдыхать, сложив весла. Казалось, ветры задались целью побыстрее доставить нас в Трою. Плавание заняло три дня — немыслимо короткий срок.

Я стояла на палубе и, прикрыв глаза, различала троянский берег. Желтая полоска приблизилась, и я наяву увидела то, что видела во сне: узкую ленту Геллеспонта, холмы, на которых стояла Троя.

На веслах мы подошли к берегу, и, сделав несколько шагов по щиколотку в воде, я снова ступила на берег своих снов. На песок накатывали мелкие волны. Не видно ни души. От войны не осталось следов: ни шатров, ни насыпей, ни рвов. Все сровняло время. Как будто никогда тут греков и не бывало.

Вдалеке виднеется темный курган — то, что некогда было Троей. Насыпь, отмечавшая могилу Ахилла, совсем не так высока. Время и ветер сделали свое дело.

Не осталось и сруба, в котором я с другими пленницами провела последние часы на этой земле, но я хорошо помню, где он находился. Я могу указать и место, где были сложены грудой сокровища Трои. Теперь тут прохаживаются чайки, их окатывают пенные волны, брызги вспыхивают на солнце изумрудами — в память об изумрудах, некогда лежавших на этом берегу.