Люди и боги - Роман Суржиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прекратите паясничать! Не потерплю!
— Люблю грозных мужчин. Вы — мой фаворит. Надеюсь, вы выстрелите первым.
— Тьма сожри!
— Не злитесь, сир, а поймите мои чувства. Это же очень красиво! У каждого — смертельное оружие, от коего нет щита. Первый же выстрел решит судьбу обоих. Долгий пристальный взгляд — глаза в глаза. Две руки, напрягшиеся у бедер. Две пары ног, полусогнутых от напряжения. Как вдруг — решающий миг, вспышка огня… — Эйлиш погладила себе низ живота. — Боги, я хочу это увидеть!
Мартин хлопнул Джоакина по плечу:
— Хе-хе, расслабься, парень. Она шутит, а ты весь того… Смешная баба!
Джо дернулся, стряхнув напряжение.
— Да, потешно, ха-ха. Славно пошутила.
— Если нравится, могу еще, — продолжила Эйлиш. — Город под кайрами, замок падет через два дня. Разве что сработает план графа Виттора, но он ведь уже третий, прежние два провалились… А славный сир Джоакин уехал прочь с Перстом в руке да с первокровью в жилах. Стоит пришпорить коня и исчезнуть в ночи, и беды графа никогда больше не омрачат душу храброго воина. И помеха лишь одна: вы, лорд Мартин.
— Хе-хе, — сказал графский брат. — Забавно.
Его левая рука чуть заметно натянула поводья, принуждая коня отстать от Джо, а правая слегка согнулась в локте. Перст Вильгельма уставился путевцу в спину.
— Милорд, — сказал Джо, — она дура. Я в мыслях такого не имел.
— Ну, да, — ответил Мартин, не опуская оружия.
— Кайры — бездушные звери. Хочу увидеть, как все они сдохнут. А как я увижу, если сбегу?
— Тут ты прав, дружок.
Джо почти чувствовал вокруг себя мерцание прицела.
— Ваш брат и вы — первые лорды, которые отнеслись ко мне по-человечески. Ненавижу всех заносчивых агатовских сволочей. Благодарю богов за то, что вы — не такие.
— Это уж да, агатовцы — дрянь.
— А еще, Эйлиш плоская, как доска. Только гляньте: рябина вместо сисек!
Взгляд Мартина непроизвольно дернулся к ее груди, и Джо рухнул набок. Вспышка, огненный шар умчал в небо. Джоакин перекатился по земле, схватился за спиною лорда. Поймал его ногу, рванул из стремени. Миг спустя Мартин лежал на земле, а путевец сидел на нем верхом, прижав оружейную руку.
— И главный аргумент, милорд: если я хочу бежать, то вот сейчас убью вас и побегу.
Дав Мартину вдох на осознание, Джо встал и помог ему подняться.
— Баба нас дразнит, милорд. Имею такое предложение: снова раскроет рот — отрубим плетью что-нибудь.
— Согласен. Давай ступню.
— Лучше руку с мышью.
Оставшийся час дороги Джо и Мартин говорили о том, о сем. Хаш Эйлиш кротко молчала.
* * *
Лагерь Бенедикта Флеминга стоял на берегу реки, у перевалочного причала. В соседнем поле паслись волы и отдыхали бурлаки после дневного перехода. За шатрами северян шумела река, вычерчивались на фоне неба темные силуэты кораблей.
Часовые ожидали посланников: стоило Мартину назвать себя, как всех троих тут же провели в штаб графа. Своим видом Флеминг больше всего напоминал кузнеца: плечистый, широкий костью, бородища — лопата. Рядом с ним совсем терялся тщедушный седенький священник.
— Мое имя — аббат Хош, — сказал служитель Церкви, — а его милость граф Бенедикт не нуждается в представлениях.
— Я того… очень рад. Здравия вам двоим, — прогундосил Мартин. — Со мной сир Джоакин с Печального Холма и леди Хаш Эйлиш из Сайленса.
— Мы рады знакомству и приглашаем испить вина. Расскажите, как поживает граф Виттор? В крепком ли здоровье…
Граф махнул ручищей, заставив аббата молчать.
— Нет времени на болтовню. Что себе думает Виттор Шейланд?! Он обещал стать гарантом моего примирения с Ориджинами. Но теперь он захватил в плен Иону, а кайры герцога осаждают Уэймар!
— Брат того… Он вам передал кое-что.
Мартин подал конверт Флемингу.
— Бумажки! — Буркнул граф и отбросил письмо. — Сперва скажите на словах: что происходит, тьма сожри?! Виттор хотя бы еще жив? Как он думает выкрутиться?
— Он планирует победить, — невинно обронила Эйлиш.
— Против трех батальонов Первой Зимы?!
— Число врагов не имеет значения. Сами боги на стороне графа Виттора. Он сокрушит любого врага.
Граф свел густые брови:
— Женщина, я позволил тебе говорить за мужским столом, но не стану терпеть хулу! Не тебе судить о богах!
Аббат Хош покивал, глубоко одобрив слова сеньора. Впрочем, закатница не смутилась:
— Милорд, в данном случае воля богов совершенно очевидна. Несколько злодеев скрыли ее от всего мира, лишь потому вы все еще в неведении. Если женский голос режет ваш слух, прочтите письмо, а также выслушайте рассказ лорда Мартина.
Граф помедлил, взвесив, не прогнать ли закатницу. Но Эйлиш приняла такой смиренный вид, что Флеминг смилостивился и сунул аббату письмо:
— Читай.
Священник вскрыл печать и пробежал взглядом строки. Нахмурился, подвинул лампу ближе к листу, внимательно перечитал второй раз.
— Милорд… простите, но вам лучше самому…
— Грм.
Флеминг взял лист в вытянутую руку, затем поднес к самому носу, а после отодвинул на фут. Джоакин прекрасно его понимал: если читаешь нечасто, отвыкаешь от буковок; нужно приладиться, настроить глаза. Найдя наилучшую видимость, граф начал шевелить губами. Каждое прочитанное слово он повторял сам себе вслух, однако не верил даже собственному голосу.
— Что тут говорится?! Он пишет, будто это он…
— Да, милорд, — подтвердил аббат.
— У него есть такая сила?! Откуда?!
— Он пишет: от Праотцов.
— Идова ересь! Богохульство!
Граф скомкал письмо, лист бумаги пропал в его громадном кулаке.
— Говорите, если вам есть, что сказать! А нет — сожгу вас, как еретиков, и пойду сдаваться Ориджину!
— М-да, сейчас расскажу… — выкашлял Мартин. — Можно того, вина? Пересохло внутри…
Он взял у аббата кубок, обильно промочил горло, утер губы рукавом.
— Значит, вот что. Семнадцатый Дар был особенный. В нем оказались не только Предметы. Она вот не даст соврать: первыми в ложе спустились закатники и нашли там…
Мартин говорил добрых полчаса. Сначала робел и путался в словах, но чем больше оживало в нем воспоминаний, тем крепче становился голос, уверенней лилась речь. Гнев, досада, жажда мщения вытеснили робость. Мартин заговорил с жаром, клеймя и ненавидя былых обидчиков.
Перемены произошли и в слушателях. Граф и аббат встретили начало речи с явным недоверием и злостью. Но чем больше подробностей они узнавали, тем шире раскрывались их рты, выше заползали брови. Да что говорить: сам Джоакин был потрясен, хотя и знал уже немало шейландских секретов. Он услышал даже не сказку, а — легенду, как в священном писании. И правдивость ее не вызывала сомнений.