Дата Туташхиа - Маечабук Ираклиевич Амирэджиби

Чочиа о чем-то спросил Квалтава, но Квалтава не ответил. Иалканидзе догадался — Чочиа спросил товарища, почему он не допил.

Немой не отрывал глаз от гостей, соображая, почему же они не пьют.

Вдруг по лицу Чочиа пробежала судорога, он побледнел, хотел что-то сказать, но губы шевелились, а звука не было. Бодго Квалтава, оцепенев, глядел на товарища.

— На столе нет соли! Пусть принесут соль! — заорал он.

Немой, остановившись в дверях кухни, дрожал и не мог сойти с места.

— Что уставился? Не слышишь? Тебе говорят! — заорал Квалтава, повернувшись к кухне.

Астион сорвался с места, подбежал к стойке, схватил соль и поставил на стол.

Дата Чочиа сидел, закрыв глаза, все сильнее кренясь, и казалось, он вот-вот рухнет на пол. Квалтава долил свою пиалу и вытащил маузер.

— Пей! — бросил он слуге.

Немой взглянул на Чочиа, потом на пиалу, полную вина, потом на Бодго Квалтава… Выстрел Квалтава оборвал его протяжный и сдавленный вопль. Астион упал, приподнялся было, но после второго выстрела уже не двигался.

— Что тут происходит?! — спросил Туташхиа, выхватив из хурджина оба своих маузера.

— Иалканидзе! Шлюха! Сука! А ну давай сюда! Ты у меня хлебнешь этого пойла, или я сам тебя спущу и заставлю пить за здравие тех фараонов, которые тебя за трояк наняли! — неслось из зала.

Туташхиа рванулся к балкону, но Иалканидзе, толкнув ногой дверь, захлопнул ее и задвинул засов.

— Астион насыпал им яду… в вино!

Следующая пуля пробила дверь, след ее остался на правой стене, а сама пуля исчезла.

— Иалканидзе, валяй сюда! Не заставляй меня подниматься! — орал Квалтава.

— Он выпустил уже три пули, — сказал Туташхиа. — А ты знал о яде?

— Знал, я обманул Астиона, навел его на бритого, сказал, что бритый — Дата Туташхиа, — Викентий вынул из кармана револьвер.

— Раз ты пошел на это, должен был и меня предупредить!.. Дружба дружбой, а правило прежде всего. Ведь я же не мог сам тебя спрашивать, Викентий!

— Иалканидзе! Открой дверь! — закричал Квалтава уже из-под двери и выпустил еще две пули. Дверь комнаты была уже вся изрешечена, но ни Туташхиа, ни Иалканидзе даже не задело. Абраг поднял два пальца — дал Викентию знать, что в маузере Квалтава осталось всего две пули. Иалканидзе показал, что пойдет в обход, пересек комнату на цыпочках, вышел на балкон и исчез в темноте.

Туташхиа отодвинул засов и распахнул дверь.

Квалтава и Дата Туташхиа предстали друг перед другом. Оторопевший разбойник стоял перед Туташхиа, опустив маузер дулом вниз.

— Что тебе нужно, Квалтава? — холодно спросил Туташхиа.

— Ох-х! — Еще несколько мгновений Квалтава разглядывал Туташхиа, потом прикрыл веки и привалился к стене.

Иалканидзе на цыпочках крался вверх по лестнице, все время держа разбойника на мушке. Когда Квалтава предстал перед ним во весь рост, он опустил револьвер и сунул его за пояс.

У Квалтава подгибались ноги, и он опускался на пол. Едва отдышавшись, открыл глаза.

— О-х-х! — прохрипел он. — Дата-батоно, скажи, ты не знал об этом?.. Правду скажи, не знал?..

— Не знал! — сказал Туташхиа.

Побелевшие губы Квалтава растянулись в улыбке. Он упал навзничь, маузер выскользнул из рук, и слыш» но было, как шлепнулся в зале на пол.

Соскользнул со стула и грохнулся о пол труп Чочиа.

Туташхиа стоял на пороге, подпирая плечом косяк-двери, и смотрел вниз, в зал. Иалканидзе отпустило напряжение, слабость разлилась по телу, он присел на верхней ступеньке лестницы, прислонясь спиной к стене, и уставился в потолок.

Стояла тяжелая тишина.

В конюшне заржала лошадь, и снова все стихло.

Из кухни донесся шорох.

— Не бойся, Закарий, выходи! — Только сейчас Иалканидзе вспомнил о поваре.

Закарий выглянул из оконца кухни, ступил на порог, оглядел зал и поднял глаза на балкон.

— Поднимись сюда, слышишь? — позвал Иалканидзе.

Повар оторвался от порога, сделал несколько быстрых шагов по залу и замер на его середине, созерцая трупы. Еще несколько шагов, и он достиг лестницы. Ему осталось до балкона всего несколько ступенек, когда он увидел лежащего навзничь Квалтава и снова оцепенел. Он был весь в муке, и Викентий понял, что после первого же выстрела Закарий укрылся в кладовой среди мешков с мукой.

— Викентий! Сколько трупов… — пролепетал повар. — И все наши?

Туташхиа улыбнулся и вернулся в комнату.

— Нет, не все. Половина — твоего батюшки Дмитрия, — ответил Иалканидзе. — Пока я спущусь в долину к приставу, пока оттуда явится полиция, пройдет не меньше трех дней, и от них дух пойдет. Нужно их похоронить. Возьми лопату и вырой могилу, чтобы всех троих уместить. А я отправлюсь на заре. Но похоронить их надо прежде, чем я уйду.

Закарий пошел вниз, о чем-то размышляя, и уже из зала крикнул Викентию:

— Я что придумал… У тебя Александр копает яму, для нужника, наполовину уже вырыл… Вот она как раз на троих в самую пору будет.

Мысль пришлась Иалканидзе по душе.

Туташхиа всю ночь вертелся и заснул лишь под утро, А заснул — так сны пошли один тревожней другого. Во всех снах бродил один и тот же человек, весь покрытый волосами. Он держал кувшин с отравленным вином и всех поил, но одни умирали, а другие нет. Когда Иалканидзе разбудил его, солнце стояло уже высоко. Стол был щедро накрыт. Только за завтраком Туташхиа заметил старые вещи, сушившиеся на солнышке.

— Думаешь, посадят? — спросил он. — Тюремные доспехи проветриваешь?

— Опять куда-то бежать, к черту на рога. Надоело мотаться по белу свету. Сяду, посижу, отпустят — куда им деться?

Уже солнце спускалось, когда приятели остановились на развилке двух дорог.

— Как хочешь, но я передам туда, пусть, как подобает, встретят. Больше месяца продержат — получишь деньги.

— Деньги у меня есть.

Иалканидзе долго смотрел на молчавшего приятеля, и вдруг перехватило горло… В протоколе его допроса было записано: «Сердце мне подсказало, что я вижу его в. последний раз».

— И скажи на милость, какая муха меня укусила, — проговорил Иалканидзе. — Не было бы ничего, если б тебя не увидал. А увидал — и натворил делов… Не могу толком объяснить… Понимаешь, при тебе всегда хочется что-то необыкновенное сотворить… Это на всякого нападает, кто с тобой рядом очутился. И что в тебе такого замешано…

Иалканидзе свернул направо, а Туташхиа пошел вниз по Ингури. Там, в долине, были у него дела. Он менял лошадей. То на своем коне ехал, то на жеребце, которого привел Биляль.

Оставив Зугдиди по левую руку, он вышел на дорогу, ведущую в Самурзакано, и в полночь бросил камешек в окно Йоко Басилая.

Соседские