Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За созданной иллюзией якобы гармоничной трудовой общины «Мечты», — закрытой от внешних наблюдателей лишь по виду прочной металлической оградой и густым роскошным садом, — по сути, зыбкой и не спасающей никого ширмой, вроде кисеи, когда настырный наглец пройдёт, а по возможности и что-то опрокинет, поломает, — кипела весьма дисгармоничная жизнь. Толкотня, свары и неразбериха в коллективе разномастных пришлых людей, мало кому здесь подконтрольных. Парящая над ними фея в феерических убранствах, их управительница, никого толком не контролировала. Эля и Ноли практически одни несли на себе тяжесть управления, как они его понимали. Ноли старалась, но вполсилы, делая вид, что почти сгибается от взваленной на себя ноши, параллельно являясь осведомителем Латы-Хонг, да и мало ли кого ещё, постоянно отлучаясь в столицу, имея давние связи с теми, кто одевали столичную богему, актрис и тоже были конкурентами Нэи. Пропадали эскизы новых разработок, эксклюзивные выкройки, но за руку схватить никого не получалось, поскольку и рядовые сотрудницы могли быть к этому причастны.
Эля же реально сил не жалела, но никогда не забывала себя же и отблагодарить. Она ещё и училась, поступив в Академию, воспользовавшись таким нереальным шансом. Кто тут поспособствовал приложению её способностей и к учёбе, знала только она сама. В столице жили дети, можно сказать, что на руках её матери, всех вместе Эля и содержала, живя сама тем, что пристроилась к еде, платьям и прочему сложному хозяйству непрактичной хозяйки. Да и о содержимом коробов с доставляемой провизией никто не требовал отчёта. Сама Нэя ела мало, довольствуясь тем, что готовила девушка повариха. Кухня располагалась в стороне, в маленькой пристройке, хозблоке, чтобы кухонный чад и запах еды не оскверняли волшебную атмосферу салона «Мечты» Нэи. В тесной столовой при кухне ели и все те, кто жил и работал в кристалле. Охранял территорию муж поварихи, единственный мужчина — страж «Мечты». Он жил с женой во флигеле, где находились кухня и столовая, имея в личном распоряжении небольшой закуток.
Многих из числа необходимой обслуги приволокла из столицы именно Эля, наблюдательная, общительная и весёлая на показ. На самом деле ни грамма подлинного веселья или лёгкости характера в ней не было. Беспечная розовая и кудрявая лакомка осталась лишь в воспоминаниях Нэи, всё ещё не понимающей, что их общая юность исчезла навсегда. Уже искусанная жизнью женщина Эля принадлежала к той породе людей, что обозначают как двужильная. Как неистребимый сорняк, кем и обозвала её когда-то проницательная Ифиса, она, попав на богатую и обильную почву, пристроилась у корней культурного и великолепного цветка. И зацвела вдруг ярко и оригинально, что и случается порой с сорняками. Заметно не вредя самому цветку, поскольку и света, и питающей влаги, и жизненно необходимых минералов в почве имелся избыток. Она стала бы колючим врагом изнеженному цветку лишь в борьбе за скудный и насущный ресурс выживания, а так…. пусть цветут все цветы.
Жизнь в цветочных плантациях отчего-то остановила для Нэи время, и девяти лет она будто и не прожила. С таким же полудетским непониманием она относилась и к переменам характера Рудольфа.
Каждый день в закрытом уникальном городе становился вкладом в развитие способностей Эли, как в хорошем, так и в сомнительном смысле. Она не уставала учиться всему. Чапос в своё время не напрасно оплодотворял её не только в чисто-мужском смысле, но и неким познанием в тех областях жизни, в коих мнил себя знающим. Мудрецом он себя, конечно, не мнил, но жену за безмозглую не держал. Враги не на пустом месте распускали о ней сплетни. Заодно они мазали грязью и её трудовую, ни единой минутой не праздную жизнь, как бы ни казалась она таковой кому-то со стороны. Ведь Эля всегда пребывала жизнерадостной, ухоженной и легковесной по виду. Это и была её главная роль, — роль так и не состоявшейся, но вовсе не бездарной актрисы. Она изображала феерическую жизнь на сцене, каковой стала для неё территория засекреченного «Лучшего города континента». Изображала так, как она подобную жизнь понимала своим умом недоучившейся и ограниченной условиями своего формирования простолюдинки. Выросшей в семье мелкого торговца на той самой окраине, где прошло отрочество и начало юности самой Нэи.
Только Нэя жила там в своём особом семейном коконе с его особой атмосферой, а Эля была полностью продукт окружающей среды. Эля потому и раздражала некоторых неглупых, образованных по-настоящему людей, неприязненных к ней, особе сомнительной репутации, вторгшейся в «Лучший город континента», что они не властны были её осадить, а очень хотелось. Чёрные брызги долетали и до Нэи, задевали и её. Но о Нэе поведать что-то внятное и конкретное никто и ничего толком не мог. Одни догадки, одни предположения.
Женщина-загадка разгуливала в свободное время одна. Только Антон до начала своей собственной службы-работы пил по утрам её напитки. И всё. Вечерние же прогулки с Антоном тщательно продумывались по своему маршруту, — на это у Нэи хватало изобретательности. По вечерам люди в лесопарковой зоне редки, а лица их часто не различимы, если к ним не приближаться впритык. Не являлись тайной её вечерние выходы лишь для обитателей «Мечты», но там все по возможности умели держать язык за зубами. Да и что сказать-то? Гуляет, отдыхает после трудового дня, в сопровождении приятеля ввиду темноты. Возвращается отдохнувшей, после чего спит у себя одна до утра.
Часто Нэя вспоминала заповеди бабушки о необходимости делать всем добро, но как это совместить с элементарным выживанием? И кто делал добро ей? Рудольф? Но какую цену выставит он, когда придёт время платить по счетам? И являются ли частичной оплатой игры в машине? И кто счёл их неудачными настолько, что они прекратились без объяснения причин? Она или он? У него не спросишь, а у неё на этот неправильный вопрос ответа нет. Для того, чтобы объяснить происходящее, надо иметь здравый взгляд на вещи. Вместо этого её окутывал туман и страх открыть глаза, дабы не увидеть пугающих призраков будущего.
«Хорошо жрецу», — думала Нэя — «вещать о добре, когда ему все несут свои дары, и Храм Надмирного Света — полная чаша, по сути, его чаша». А что делать таким как она? И так ли уж была плоха та злая хозяйка — работодатель только потому, что отрастила себе когти ради выживания? Или Азира, став блудницей, или Чапос — торговец такими блудницами, мерзкие люди мерзкого общества? И она вздыхала, вздыхала наедине с собою, не находя ответа и бежала прочь от